Стивен Бакстер - Корабли времени

Атомы и связующие их силы отступили, и мое зрение заполнил бесконечный свет звезд. Мой попутчик-Наблюдатель исчез, и я висел среди этого великолепия в полном одиночестве, словно лишенный телесной оболочки предмет, способный лишь наблюдать, медленно вращаясь в космосе. А может быть, это космос вращался вокруг меня. Здесь не было Центра, Начала и Конца. Каждая точка была идентична другой. Никогда не увлекался всякой поэтической галиматьей, но тут мне на память пришло стихотворение и: как «Жизнь, словно купол многоцветный, в стекле сияя золотом», чего-то там «белым излучением Вечности…» ну и так далее. Что ж, теперь с жизнью было покончено — я утратил телесные покровы, и сама иллюзия материи была сдернута передо мной, видная насквозь. И теперь эта белая радиация-излучение, о которой сообщал Шелли, навсегда досталась мне в наследство.

На время душой моей овладело умиротворение. Впервые я понял, что моя машина времени не была порождением зла, приводящего мир к разрушению и искажению его Историй. Оказывается, напротив, она создавала новые и новые Истории, существующие в Множественности, в бесконечном каталоге библиотеки Возможностей. И всякая из этих возможных историй, неся в себе Разум, Любовь и Надежду, занимала свое место на полке.

Но не настолько реальность Множественности, а то, что она значила для судьбы человека, трогала меня теперь.

Человек — как всегда казалось мне после знакомства с Дарвином — находился в постоянном конфликте между своими непомерными духовными устремлениями и ограниченностью своей физической природы, всегда представлявшей для него потолок. Теперь я видел в элоях тупиковую ветвь эволюции. Признание животного начала привело, в конечном счете, к разрушению грез человечества, и ни к чему другому, кроме короткой вспышки интеллекта в век строений. Этот конфликт, выраженный в человеческой оболочке, чем-то напоминал мне происходящее в моем сознании. Если Нево был прав, и я, в самом деле, был так прочно привязан к телу и удовлетворению его потребностей, — что ж, видимо, тому виной мое подсознание, в котором остались следы миллионолетнего конфликта! И я метался между отчаянным желанием удовлетворить скотские потребности собственного тела и глупым утопическим желанием, что однажды наши головы очистятся от этого массового помешательства, и мы станем обществом, основанным на принципах логики, справедливости и науки. Три черепахи, на которых зиждется мир. Такой вот утопизм овладел мной.

Но сейчас человек в последнем своем перерождении, окуклившись и выпорхнув бабочкой из самое себя, перейдя через небытие живых автоматов типа Конструкторов и деградации естественного отбора, стал, наконец, самим собой. В этом первородном бессознательном море, из которого мы все возникли, где будущее стало бесконечно, воспаряя ввысь по бесконечным Историям.

Я почувствовал, как поднимаюсь тоже, наконец, из Тьмы эволюционарного отчаяния к свету бесконечной мудрости.

Впрочем, вы, может, удивитесь, прочитав это элегическое отступление, но, раз уж оно не пришлось вам по вкусу, не следовало его и читать.

Итак, я стал озираться. Обратив весь слух к деталям, к тому, что происходило вокруг меня в этом сплошном свечении россыпи. Впрочем, тщетно.

Итак, очевидно, я стал бессмертной пылинкой космоса, а значит, и бесконечного Разума. Это было столь же чудесно, как и бесчеловечно. Неужели я стал чем-то средним между бытием и небытием? Ну, даже если и так, то оказывалось — я все же не имел этого вечного покоя, не ощущал его в душе с такой силой, чтобы согласиться висеть так вечно. Я по-прежнему обладал человеческой душой, с неистребимой жаждой к действиям и знаниям, которая всегда составляла часть исторической натуры. К тому же, как человек западного толка, так что вскоре я вполне насладился миросозерцанием Вездесущего!..

И тут, по истечении не знаю какого уж времени я понял, что небо вовсе не непроницаемо звездное. Было там некое пятнышко тьмы — как раз напротив меня. Я наблюдал за этим несколько геологических эпох — и на моих глазах пятно расширялось, становясь все более отчетливым. Какой-то круг перед глазами, словно я вглядывался в черный зев пещеры. И там, далеко внутри, я различил смутное облачко, какие-то стержни и диски, сперва размером с пылинки, словно фантомы среди звезд. И был там цилиндр — что поразительно — совершенно зеленого цвета. Мной овладело страстное нетерпение. Что это еще за посторонние тени посреди вечного Дня Оптимальной Истории?