Джон Барнс - И несть им числа...

— В газете, что ли? Да.

Я был скорее раздражен, чем встревожен, ибо вспомнил, что рассказывал о ней Ифвин. Я вообще ненавижу предателей — общение с человеком, работающим в Двенадцати Рейхах, действует мне на нервы, чего нельзя сказать об Ифвине, а от одной мысли об эмигранте, служащем в нацистской полиции, меня тошнит. Однако я старался не повышать голос, ибо знал, что катер запишет наш разговор.

— Так что тебе от меня нужно. Билли Биард?

— Называй меня просто мэм. Локальное предписание прыжковому катеру — отключиться.

Я услышал, как катер согласился, потом панель управления погасла, но прежде чем я успел возразить, Билли Биард сгребла меня в охапку и выдернула из кресла.

Даже без каблуков она была выше меня и сильнее настолько, что без труда могла поднять меня в воздух — что и не преминула сделать.

— В чем дело? — пискнул я.

— Мы много чего хотим узнать — начиная с вопросов, которые тебе задавал Ифвин во время сегодняшнего собеседования.

Я надеялся, что охранники Контека ворвутся в любой момент, но Морт предупреждал, что никто не будет охранять меня до тех пор, пока я не прилечу в Сайгон.

Может быть, они думали, что я уже покинул Сурабайо, поскольку не следили за движением в бухте.

— Я.., я действительно не помню все. — сказал я.

— Хочешь усложнить себе жизнь? — Она встряхнула меня, как кошка птенца. — Ты же знаешь, я могу задействовать все официальные каналы: могу арестовать тебя и посадить в местную камеру, и пусть твоя Хелен самостоятельно выясняет, куда ты запропастился. Я могу сделать тебе много всякого дерьма, и поверь, за мной не заржавеет. Держу пари, ты знаешь, что я из гестапо, потому что этот маленький поганый жидок Джефри Ифвин небось все рассказал, но он наверняка не упомянул, что я из Отдела Политических Преступлений. Думаю, тебе не нужно объяснять, что это значит.

Ей не надо было ничего объяснять. Двенадцать Рейхов в основном независимы — у них даже есть собственные гестапо, но в каждом гестапо Отдел Политических Преступлений — выше государства. Он получает деньги у местного правительства — столько сколько нужно, — но имеет свои суды, судей и исправительные заведения.

Этот Отдел подчиняется только Штабу Партии в Берлине. Каждый Рейх сам выбирает политический курс, до некоторой степени это относится и к обороне, но ни один из них не вправе решать, какое количество инакомыслия можно считать допустимым. Подобные решения всегда принимаются за них Отделом. Это одна из причин, по которой большинство эмигрантов, как и я, не хотят жить в Рейхе.

Я судорожно сглотнул и проговорил:

— Готов ответить на любые вопросы, но не думаю, что смогу найти ответы на все.

— Ты не можешь знать этого заранее. Позволь мне самой судить.

Она так резко швырнула меня обратно в кресло, что я потерял равновесие и больно стукнулся о спинку.

— Теперь отвечай. Какие вопросы задавал тебе Ифвин?

Хрипя, я выложил ей все, что помнил, но вопросов оказалось слишком много, и я запутался. Билли отвесила мне оплеуху, точно рассчитав силу удара, однако достаточно сильно, чтобы дать мне понять: при желании ей ничего не стоит выбить тройку-другую зубов. Потом она схватила меня за волосы, запрокинула голову и пристально посмотрела мне в глаза.

— Ты что, действительно ничего не помнишь?

— Нет!

— «Нет», — не помнишь или «нет» — не хочешь говорить?

Теперь ее голос смягчился, как будто она сейчас возьмет полотенце, протрет мое лицо или сядет рядом и спросит, как я себя чувствую.

— Не помню.

— Хороший ответ. Хоть что-то выяснили. Следующий вопрос: что ты можешь рассказать о человеке по имени Роджер Сайке?

— Не думаю, что знаю человека с таким именем.

Билли Биард вновь ударила меня, на этот раз в плечо.

Острая боль пронзила руку, плечо онемело.

— Человек, с которым ты почти каждую ночь разговариваешь в виртуальном баре. Кажется, ты называешь его Полковником.

Теперь я понял. Ну конечно, я знал его.

— А Роджер Сайке — его имя для широкой публики?

— Точно. Что ты можешь рассказать о нем?

— Ну, я зову его Полковник. По вечерам мы встречаемся и болтаем обо всем на свете. Он в отставке и живет в маленьком городке на тихоокеанском побережье Мексики. Мы обсуждаем рыбалку, лодки, полеты и.., я не знаю, что еще, — обычные мужские разговоры.

— Вы когда-нибудь говорили о соревновании за знамя Американской Лиги в этом сезоне?

— Я не знаю, о чем ты! — Я уже хлюпал носом. Боль и страх охватили меня; ожидание очередного удара парализовало волю, Билли уставилась на меня непонимающим взглядом, который выражал огромное удивление: