Фредерик Пол - Проклятие волков

Она старалась отвести взгляд:

- Если ты действительно Волк...

Надпочечники Тропайла заработали и наполнили его уверенностью.

- Ты лучше знаешь, кто я. Лучше, чем кто-либо.

Это был тонкий намек на их тайные отношения и, так же, как и прикосновение его руки, он подействовал.

- В конце концов, почему мы ссоримся, как прошлой ночью, например? Он поторопился. Нужно не бередить раны, а заставить ее действовать. Потому что мы нужны друг другу, важно, чтобы мы были вместе. Я знаю, что если бы ты попала в беду, ты бы рассчитывала на меня... И я знаю, Гала, что ты была бы обижена, очень обижена, если бы я не рассчитывал на тебя.

Шмыгая носом, она завязала яркий шнурок босоножки. Потом она посмотрела ему в глаза. Несомненно, последствия ссоры начинали сказываться. Глен Тропайл знал, что он полностью может рассчитывать на тот положительный эффект, который приносят размолвки. Она начала сдаваться.

Украдкой взглянув на Гражданина Бойна, она понизила голос:

- Что я должна сделать? - спросила она шепотом.

Через пять минут Гала ушла, оставалось более чем достаточно времени; в запасе у Тропайла было по крайней мере тридцать минут. Сначала они возьмут Бойна, он об этом позаботится. А когда с Бойном покончат...

Тропайл вырвал одну из трех ножек табурета и сел, с трудом балансируя на двух оставшихся. Он с грохотом бросил сломанную ножку в угол.

Шаркая ногами, прибежал Охранник Дома Пяти Правил и заглянул в камеру.

- Волк, что с твоим табуретом?

Тропайл сделал левой рукой жест, означающий "ничего особенного".

- Ничего страшного. Плохо только то, что трудно погружаться в размышления, когда пытаешься удержать равновесие и напрягаешь все мускулы.

Охранник сделал протестующий жест "разреши-помочь-тебе".

- Идут последние полчаса твоей жизни, Волк, - напомнил он Тропайлу. Я починю тебе табурет.

Он вошел в камеру, приколотил ножку и вышел, сохраняя на лице выражение вежливого участия. Даже Сын Волка имел право на то, чтобы в последние полчаса перед Жертвоприношением насладиться Медитацией.

Через пять минут он вернулся, лицо было торжественно и в то же время радостно, как у того, кто принес серьезное, но долгожданное известие.

- Пришло время первого Жертвоприношения, - объявил он. - Кто из вас...

- Он, - быстро ответил Тропайл, указывая на Бойна.

Бойн спокойно открыл глаза и наклонил голову. Он встал, кивнул Тропайлу на прощанье и пошел за Охранником на Жертвоприношение, на смерть. Когда они выходили, Тропайл кашлянул, что означает просьбу о небольшом одолжении. Охранник остановился.

- В чем дело, Волк?

Тропайл показал ему пустой кувшин для воды - абсолютно пустой; он сам вылил воду из него за окно.

- Приношу свои извинения, - покраснел Охранник и быстро вывел Бойна. Он почти сразу же вернулся и налил воды в кувшин. Он даже не подождал, чтобы посмотреть церемонию Жертвоприношения.

Тропайл наблюдал за ним. Адреналин бурлил в его надпочечниках, как бурлит Хорошо Вызревшая Вода.

Охранник оплошал. Он небрежно отнесся к своим обязанностям: сломанный стул; пустой кувшин. А Гражданин, с детства приученный быть внимательным и тактичным, неизбежно в таких случаях чувствует себя униженным и старается исправиться.

Тропайл продолжал закреплять свое превосходство.

- Подожди, - любезно попросил он Охранника. - Мне бы хотелось поговорить с тобой.

Раздираемый сомнениями, Охранник колебался. "Жертвоприношение..."

- К черту Жертвоприношение, - спокойно промолвил Тропайл. - В конце концов, они просто вонзают трубку в позвоночник человека и выкачивают из него все жизненные соки, не так ли? Это убийство, и все.

Удар! Удар! Еще удар! И Охранник буквально побледнел. Тропайл богохульствовал и не останавливался.

- Я хочу рассказать тебе о своей жене, - продолжал Тропайл доверительно. - Знаешь, это настоящая женщина. Не из этих замороженных Гражданок, ты понимаешь меня? Ну, она и я, мы обычно... - Он помедлил. Ты ведь человек, умудренный опытом, правда? Я хочу сказать, ты повидал жизнь.

- Я... думаю, да, - с усилием ответил Охранник.

- Тогда, я знаю, ты не будешь шокирован. - Тропайл лгал. - Должен сказать, есть много женщин, о которых и не подозревают эти надутые Граждане. Видел ты когда-нибудь женские колени? - Он хихикнул. - Целовался когда-нибудь при свете? - Он подмигнул Охраннику. - Целовался когда-нибудь в большом кресле, и, скажем, женщина у тебя на коленях, вся такая мягкая, тяжелая, теплая, прижата к твоей груди, и... - Он остановился и сглотнул. От собственных слов его тошнило, трудно было говорить такое. Но он заставил себя продолжать: - Видишь ли, она и я, мы занимались этим. Часто. Все время. Вот что я называю настоящей женщиной.