- Это не имеет значения. - Перевозчик улыбнулся и стал похож на Чеширского кота.
***
- Если пользоваться понятиями Мистического Таро, то он, безусловно, первая карта. Он Фокусник, Волшебник, Шарлатан, Мастер-мистификатор и Мудрец. Но он же Лодочник и Проводник, Защитник и Сберегатель. Его попечением существует Территория, а значит, можем существовать и мы. Такие, какие есть. Столько, сколько выйдет. Теперь вам ясно, Игорь, отчего у нас считается неприличным заговаривать о будущем?
- Лучше так, чем никак, милый Игорь. - Ларис Иванна посмотрела на меня коровьим взглядом.
- Он разыскал нас среди людей и спас от гнева Миров. От хранящего Мир безжалостного Стража. Он поместил нас сюда. Михаилу Александровичу Гордееву мы обязаны хотя бы, что он оградил нас от тех, кого вы называете Службами. Думаете, хоть одного из нас минуло столкновение с ними? К какой нормальной жизни мы можем вернуться? Вот вы - разве можете?
Я открыл рот и закрыл рот. Ну, предположим. Навязчивая идея принимает облик мистического поклонения. Может быть. Вполне. Все равно, говорить им сейчас о смерти Гордеева жестоко и неумно. Неумно, потому что не примут, оттолкнут, а жестоко, потому что принять все же придется. Рано или поздно. Как мне придется принять то, что говорит Кузьмич... тьфу ты, не принять, что он говорит, а принять, что все они на самом деле так думают. Они же не виноваты. "Я же этого не хочу. Что со мной", - сказала Ларис Иванна. Я тоже этого не хочу. Я тоже не виноват. И все-таки здесь. С ними.
Я почувствовал, что коварный Винни-Пух вот-вот выберется на поверхность и выдаст свое коронное: "По-моему, так!" Этого допустить было нельзя.
- Значит, мы здесь, как в неудавшемся проекте "Биосфера". Сколько-то там мужчин и женщин наглухо запирались в систему, имеющую замкнутое жизнеобеспечение. Прообраз космического поселения будущего... пардон. Планировалось на годы, но раскупорили их уже через несколько месяцев. Что-то с психологической несовместимостью. У нас с этим как? Порядок?
- У нас с психологической совместимостью - сто процентов, - сказала Наташа Наша. - Всем деваться некуда.
- Проект "Биосфера" был не один, - не мог не блеснуть Кузьмич. - В последние времена, почтеннейший, более известны американские вариант "Стелл" и вариант "Эделфи" в штате Иллинойс. Поселения, готовые в любой момент переключиться на замкнутый цикл, полностью закрыться от внешней опасности. Видите ли, современные американские провидцы Мишель Скаллион и Ричард Киннигер выдали прогноз по грядущим катастрофическим землетрясениям Североамериканского континента. Восемь, десять и более баллов, разлом Калифорнии, затопление Большого Каньона, штат Мичиган превращается в остров. Скаллион уже давал точный прогноз тайфуну "Эндрю" над Таити и семибалльному Калифорнийскому землетрясению девяносто третьего года. "Стелл" и "Эделфи" были заложены с подачи Киннигера.
- Ах, Америка - это страна, там гуляют и пьют без закуски...
- Ну, может быть, от вас хотели чего-то подобного для нашей стороны шарика?
- Да не предсказывал я никаких землетрясений! - рявкнул я. И вспомнил, что лежит у меня в нагрудном кармане. Дотронулся рукой, зашуршало. И похолодел невольно, хоть продолжал не верить ни на грамм. Сжал бумажку в кулаке, прикидывая, как ловчей кинуть ее в костер, не привлекая ничьего внимания. По носу сбежала капля, висок прощекотала еще одна. Я тряхнул головой, сорвавшаяся кровь зашипела в костре. Пожалуй, теперь я мог себе признаться, что голова у меня болит и кружится все сильнее.
- Игорь, что у тебя с головой?
- Почтеннейший, мне кажется...
- Да он кровью истекает!
- Игоречек!..
- В-володь, ст-таричок, ты бы посмотрел его, помрет, ж-жалко...
Они меня окружили, а сбегавший и быстро вернувшийся Юноша Бледный начал проворно ковырять на моем лбу кривой иглой в зажиме. По щекам еще пузырилась перекись, Ксюха обтирала ее. Теперь я был в центре всеобщей заботы, как тогда в столовой Бледный. Вот пускай потрудится, пооказывает помощь. Неврастеник чертов.
- Вы посмотрите! - воскликнул Сема где-то за спиной, почти не заикаясь. - Вы только почитайте, что он тут пишет! Доэкспериментировалась ты, Наталья, довызывалась активной реакции. Д-дура...
Они обернулись, я тоже. Сема держал мой смятый листок, нагибаясь к пламени костра, чтобы было светлее. Его губы шевелились, он читал мои каракули. Как же я бумажку-то упустил. Сильное у меня кружение в мозгах было, когда выдумал написать этот десяток строк. Не был бы стукнутый, и сама мысль бы не пришла. А так рефлекс запрещения не сработал.
Читать дальше