Евгений Лукин - Сталь разящая

Влад прислушался. Из темноты доносилось еле слышное ровное дыхание. Кажется, не спит. Или спит?

— Чага, — шёпотом позвал он.

Лёгкое дыхание пресеклось. Значит, не спит.

— Чага! Зачем кочевать? Жить. Здесь. Долго.

Несколько секунд тишины — и негромкий усталый вздох.

— Нет. Долго нельзя. Ночлег для всех.

Ему показалось, что голос у неё какой-то разочарованный.

А наутро в Чагу словно вселился бес. Такое впечатление, будто она старалась расквитаться за опрометчиво потраченную улыбку. Начала с того, что, найдя в вычесанной шерсти ещё одну крупинку металла, сожгла весь тюк. Влад чуть не поседел, глядя, как она уничтожает его недельный труд. В первый раз сорвался, перешёл на крик, но Чага только сверкала на него просветлевшими от бешенства глазами и с каким-то особым извращённым занудством выговаривала это своё «надо».

Потом сорвала с места, скомандовала свернуть лагерь, повела в степь, хотя вчера ещё говорила, что в балке они пробудут дня два. В общем, вожжа под хвост попала…

Чага и сама не понимала, что с ней такое происходит. Дело было даже не в сегодняшнем настроении и не в злости на бестолкового, вскормленного металлом спутника. Пока она кочевала с семейством, для неё не было большей радости, чем назло Матери нарушать тайком многочисленные общеизвестные запреты. Теперь же, оказавшись в изгнании, она все их вспомнила и соблюдала неукоснительно.

Честно говоря, тюк можно было бы и не сжигать. Мать, например, когда не хотелось терять всю шерсть из-за одной крупинки, поступала просто: выдёргивала клок с застрявшим в нём осколочком и сжигала только его. Хотя по правилам, конечно, надлежало спалить целиком и немедленно покинуть место сожжения. До заката, во всяком случае…

Шерсти, конечно, жалко, но иначе Влад просто не поймёт и не запомнит. Он ведь хуже ребёнка. Чага простит ему всё, потому что у неё нет выбора, а другие прощать не станут…

Сам Влад первую половину дня пребывал в тихом бешенстве. А тут ещё сразу за балкой, словно напоминая о погибшей шерсти, потянулась бесконечная гарь: несколько посечённых металлом и высохших вхруст рощ выгорели начисто и относительно недавно. Звери вышагивали по чёрному, местами голубовато-серому пространству, высоко поднимая голенастые ноги и старательно оттискивая в пепле отпечатки круглых копыт.

Наконец Влад взял себя в руки и огляделся. Всё-таки гарь тоже была весьма интересным явлением, так сказать, частью жизненного цикла похожих на спутанную проволоку зарослей, регулярно уничтожаемых пожарами, а затем стремительно восстанавливающихся.

Структура рощи была обнажена: из пепла торчали обугленные влажные обрубки стволов, готовые выбросить новые дуги серо-зелёных побегов в удобренную золой почву. На одном из обрубков стоял столбиком погорелец — уже знакомый Владу похожий на мышь зверёк. Интересно, как это он ухитрился уцелеть, а главное, чем теперь намерен питаться?

К полудню Влад успокоился настолько, что даже достал блокнот, пристроил на горбе Седого и, пользуясь ровным ходом зверя, принялся покрывать первый лист прыгающими каракулями.

Впереди с царственным равнодушием покачивалась в седле Чага. Изящные локти чугунного литья были чуть расставлены и чуть шевелились, а означало это, что Чага между делом орудует толстыми деревянными спицами, созидая новую, нестерпимо колкую куртку. Тянется из перемётной сумы бесконечная шерстяная нить, тянется бесконечная ноющая нота, тянется степь, тоже бесконечная. И так тысячу лет…

А искусство ткачества они, надо полагать, утратили…

Глядя на растопыренные Чагины локти, Влад содрогнулся и принялся неистово чесаться. Солнце пригревало. Куртка и всё прочее было, казалось, населено множеством мелких кусачих тварей. Ощущение в корне неверное хотя бы потому, что вчера вся одежда тщательнейшим образом была вымыта и прожарена над костром. Тем не менее расторможенное щекоткой воображение нашёптывало Владу, что за пазухой у него нагло разгуливает небольшое колкое насекомое.

Не выдержав, он запустил руку за пазуху и вдруг в самом деле кого-то там нашарил. Отвращения к насекомым он никогда особого не испытывал, но тварь могла оказаться ядовитой, поэтому Влад подождал, пока она сама влезет к нему на ладонь, и лишь после этого извлёк добычу на белый свет.

На ладони судорожно копошился крохотный металлический паучок. Влад инстинктивно сомкнул пальцы и опасливо поглядел на Чагу. Та была вся в себе… Осторожно раскрыл кулак. Мама родная, да это же явная и несомненная родня членистоногих накопителей, обнаруженных с орбиты Бальбусом! И как это прикажете понимать? Разделение труда? Большие накопители занимаются большими осколками, а маленькие — маленькими?..