Томас Прест - Варни-вампир

- Я тоже так думаю. Но, Генри, я буду вам очень признателен, если вы разрешите мне поселиться в той комнате, где висит портрет вашего предка, который стал якобы вампиром.

- Вы хотите там спать?

- Да. Я не ищу опасности ради опасности, но мне хотелось бы занять ту спальню и посмотреть, не навестит ли меня вампир, который может иметь пристрастие к этой комнате.

- Как вам угодно, Чарльз. Вам ее приготовят. Там все осталось так, как было при Флоре. Насколько я знаю, оттуда ничего не уносили.

- Значит, вы позволите мне обосноваться там?

- Конечно.

Это решение удивило всех обитателей особняка, поскольку никто из них не смог бы, да и не посмел бы спать в зловещей комнате - пусть даже за награду. Однако у Чарльза Голланда имелись свои причины, и через полчаса он занял старинную спальную, после чего Генри Баннерворт пожелал другу спокойной ночи и, с содроганием взглянув на портрет, удалился в свои покои.

Глава 12

Печальные мысли. - Портрет. - Ночное происшествие.

Чарльзу Голланду, как никогда прежде, хотелось побыть одному. Его терзали гнетущие мысли. В рассказе Генри Баннерворта было слишком много странных обстоятельств, которые побуждали не только к недоверию, но и непочтительному осмеянию такого плода не совсем здорового воображения.

Однако Флора действительно находилась в возбужденном состоянии, ужасной причиной которого могло быть ьочное нападение, упомянутое ее братом. Более того, в связи с этим случаем, определенно не входившим в расчеты Чарльза, его попросили забыть о светлой мечте, которую он так долго и восторженно лелеял в своем сердце.

Он и раньше знал, что ход истинной любви не столь плавен, как рисуют надежды. Но кто бы мог подумать, что препятствие возникнет по такому невероятному поводу. Ну пусть бы Флора оказалась легкомысленной девушкой и вышла замуж за какого-то соседа. Тогда бы он нашел другую симпатичную невесту, которая сумела бы сплести тенета для его израненного сердца. Безусловно, Чарльз мог бы смириться с разлукой, если бы между ним и Флорой встала смерть, аннулировав их помыслы и клятвы. Или, допустим, потеря удачи, замкнув круг роскоши, превратила бы его в бездомного нищего, и он не посмел бы впрягать в ярмо своих бед такую юную и прекрасную девушку. Или Флора, несмотря на любовь к нему, отвергла бы брачные узы, решив, что они тесны для нее. Все это было возможно, но, к счастью, не произошло.

Она по-прежнему любила его, и Голланд, даже будучи в кругу красивых женщин, которые дарили ему лукавые и нежные улыбки, не забывал о Флоре и не терял своей привязанности к этой милой английской девушке. Впрочем, его удачи хватило бы на двоих - благо, что смерть не грозила похитить то верное и благородное сердце, которое он завоевал. Но ужасное суеверие создавало между ними непроходимую бездну и говорило ему громовым и грозным голосом:

- Чарльз Голланд! Неужели ты хочешь взять в невесты вампиршу?

Эта мысль была ужасной. Чарльз ходил по темной комнате взад и вперед, пока не осознал, что звук его шагов может не только показать хозяевам, насколько он смущен, но и помешать им спать. Приняв это во внимание, он сел в кресло и на какое-то время затих.

Его взгляд перешел на сплавившуюся свечу, и он понял, как долго терзал себя рассуждениями.

Пристыженный страхом, на который указывали такие раздумия, Чарльз решил пресечь их на корню и обратил свой взор на таинственный и ныне весьма интересный портрет. Картина действительно была хорошо нарисована, хотя он не знал, насколько точно она изображала человека, который позировал художнику. Лицо на портрете казалось, живым - оно будто отвечало на ваш взгляд и следило за вами глазами, когда вы переходили с места на место. При свете свечи этот эффект был еще более пугающим, и Чарльз, осветив портрет, заинтересовался его жизнеподобным видом.

- Такого мастерства я еще не видел, - произнес он вслух. - Как странно, что этот лик незнакомого мне человека следит за мной.

Он неосознанно помогал эффекту легкими взмахами свечи. От этих движений нарисованный образ выглядел таким живым и грозным, что не каждый человек, наделенный железными нервами, мог бы выдержать его пронзительный взор.

Чарльз продолжал рассматривать портрет. Он был словно очарован им и не мог отвести глаза от картины. Его заставлял смотреть на нее не страх, а тот предполагаемый факт, что портрет, наряду с художественными достоинствами, изображал человека, который после смерти обрел другое, ужасное существование. И именно это соображение приковывало Чарльза к месту.