Расселл Джонс - Выше головы!

— Он шутил, — откликнулся я.

— Не шутил. Для такого возраста всё важно. А тут знаменитость — жмёт всем руки, прощается. Это важно. Очень важно, — повторила она, перед тем, как уйти.

Жубер стоял далеко от нас, и не слышал разговора. К лучшему! Его бы это не разжалобило — напротив, ощутил бы свою правоту. «Андроид важен для людей» — его это должно просто взбесить. Как бы он не замыслил чего недоброго против бедной женщины!

«Как бы бедная женщина не замыслила чего против него, если бы узнала, чего он хочет, — снова проснулся мой внутренний оппонент. — Может быть, она и накручивает себя, ища оправдания и обоснования произошедшему, но тебе были рады — признай это! И не из-за того, что про тебя говорят в репортажах. Ты свой здесь. И ты часть «Тильды». Потому идея увезти тебя на пару лет кажется тебе такой нелепой — ты-то знаешь, что нет и не будет аргументов переманить тебя даже на время! Ты часть «Тильды», и когда ты провожал их, как будто она прощалась с нами!»

У этих мыслей был настолько мистический привкус, что я откашлялся, чтобы скрыть ироничную улыбку. «Часть станции»! «Символ»! Что дальше? Устроить ритуальную свадьбу или что там полагается делать в таких случаях? Понятно, что эта тема всплыла как реакция на слова о моей «важности» для улетающих девушек и юношей. Нет ни малейшего желания думать о себе как о гвозде, на котором всё держится, потому что это плохо характеризует это всё . Каждый человек незаменим, но жизнь не кончится, если я выполню требования Жубера. Это многих расстроит, а для некоторых станет серьёзным ударом, но всё можно пережить…

Остаётся надеяться, что «важность», о которой говорила эта мать, сработает и в обратном направлении. У них были особенные проводы? Значит, и возвращение будет особенным: отучившись, молодые тильдийцы прилетят домой всё, как один, а может быть даже, в компании с кем-нибудь. Ради такой перспективы можно и станцевать со всеми по очереди или чего им нужно?..

Дана и Зейд были в первой группе, которую увёз лифт, но я всё равно задержался ради оставшихся — даже подошёл ближе. Услышал ожидаемую шутку про Чарлика, которого не было рядом, пообещал вырастить из него здорового кабана к их дипломам. Мне уже не было так горько, как раньше. Видимо, слёзы Даны помогли — мы совместно прорыдались, хотя мои щёки и остались сухими.

«Они все выросли! Они выросли — и движутся дальше», — думал я, слушая парня, который собирался заниматься психологией — и теперь делился своими соображениями насчёт домашних животных и зачем их заводили на самом деле. Его то и дело перебивали, давая неверные подсказки:

— И поэтому они держали… этих… с…

— Страусов!

— Свиней!

— Слонов!

— Собак, идиоты! Ну, слонов они тоже держали. И свиней. Даже страусов! Но для другого… Свиней они…

— Доили!

— Учили летать!

— Петь!

— Дураки! У них получались…

— Летающие страусы!

— Слоновье молоко! От летающих слонов! — и выкрикнувшая это девушка сделала такое движение руками перед собой, как будто и впрямь доила летающего слона, зависшего в воздухе.

Совместный гогот, к которому против своей воли присоединился раздосадованный рассказчик. Улыбки родителей, наблюдающих этот цирк. И отсчёт секунд, одновременно медленный и невыносимо быстрый.

…Можно было сесть на другой лифт, расположенный в десятке шагов по коридору. Что значат лишние несколько минут рядом с родными, в знакомых стенах? Но когда закрылись двери, я понял, чего они тянули.

Едва за их спинами закрылись двери, я осознал, что вчерашние школьники стали старше, а с ними их родители, и я тоже. И станция, и мир вокруг. И нет никакой возможности изменить то, что было, или даже остановить это движение. А в самом конце, на финише, в финальной точке я разглядел свою смерть, и в первый раз увидел её именно так — как неотвратимый и логичный итог всех моих дел.

— Ты хорошо подумал? — спросил гневным шёпотом Жубер, усаживаясь ко мне за столик во время ужина.

Он был без подноса, и заботливый камилл развернул перед ним экранчик с меню — мол, выбирай, гость дорогой! Последовала немедленная реакция, благодаря которой я увидел в реальности, а не по учебнику, как ведут себя шовики первой степени, когда перестают контролировать себя. Жубер не только ударил по верхней стороне экрана, убирая его — он протянул руку под столешницу и отключил весь стол, лишив камилла доступа к нашим местам. А мог бы просто попросить: «Не беспокой нас, пожалуйста»… Столешница погасла с тихим стоном, а четверорукий «официант», висящий под потолком, поднялся выше и сжался в комочек.