Марина Дяченко - Пандем

— Эй, — услышал Мбасу за спиной и тут же перевернулся и дал очередь в лес, хотя никого не увидел. Лучше сперва стрельнуть.

Напротив, за дорогой, колыхнулись ветки. Его брат беспокоился, почему Мбасу стреляет.

— Дурак, они услышали, — сказал голос. — Они теперь не поедут, дурак.

Мбасу долго оглядывался, но все равно никого не видел. Возможно, с ним разговаривал дух. Очень неправильно было со стороны духа явиться к Мбасу именно тогда, когда он лежал в засаде.

— Мбасу, — сказал дух. Мбасу понял, что голос идет не снаружи, а из головы. И что, наверное, каравана сегодня не будет, не будет золотого песка, не будет еды и патронов, а значит, командир будет очень недоволен Мбасу и его братом.

В этот момент напротив, по ту сторону дороги, началась стрельба…

Андреевна вернулась с почты, у дверей стянула с опухших ног резиновые сапоги, щелкнула выключателем и поняла, что света опять нет; свечной огарок лежал наготове. Андреевна чиркнула спичкой, осветив шкаф и умывальник, ящики с помидорной рассадой, детали самогонного аппарата в углу и аккуратный штабелек щепок перед остывшей печкой.

Муж Андреевны, Игнатыч, умер полтора года назад. Сын Борька и невестка Оля жили в райцентре и звали к себе, но Андреевна к ним не хотела.

Андреевна открыла вентиль газового баллона. Сунула в огонь свечи белый кончик уже использованной спички и, когда та загорелась, поднесла к горелке.

Слабенько, привычно запахло газом. Андреевна разогрела на сковородке утреннюю пшенку, залила утренним же молоком. Звонко тикали часы на стене; забрехал во дворе Пират — видно, кто-то прошел вдоль забора. На разные голоса отозвались соседские собаки.

Андреевна сидела, зачерпывая ложку за ложкой, поскребывая об эмалированное дно миски, жевала и думала о рубероиде на крышу и о пленке для парника. И что надо попросить соседа Васю подварить раму на велосипеде. И что сегодня она опять пропустит сериал. И что на ночь надо будет протопить получше, потому что обещали мороз…

В этот момент в голове ее будто зашуршало, негромко, по-мышиному. Андреевна положила ложку и устало подперла щеку рукой.

Треск в ушах то усиливался, то умолкал. Андреевна вспомнила, что уже три дня не принимает таблетки, которые выписал ей доктор. Со свечкой открыла тумбочку, взяла аптечный пузырек, выкатила на темную и жесткую ладонь белое колесико, разделенное на две равные части тонкой линией-ложбинкой. Полюбовалась; проглотила, запив водой. Поморщилась.

— Андреевна, — укоризненно сказала темнота, но в этот момент вспыхнула лампочка под потолком, а секунду спустя забормотал телевизор.

Андреевна обрадовалась. Задула свечу, уселась в продавленное кресло, положив ноги на деревянную скамеечку. Молодой парень в пиджаке рассказывал прогноз погоды — сразу после него будет реклама, а потом, Андреевна знала, будет сериал…

— Андреевна, — сказал голос внутри головы, и, соглашаясь с ним, она повторила вслух:

— Андреевна-Андреевна, старая ты рухлядь, к Михайловне-то опять не зашла сегодня…

Парень в телевизоре как раз сказал: «Днем три-пять градусов мороза». Сказал — и замолчал, глядя на Андреевну выпученными в ужасе глазами.

— А потепление обещали, сволочи, — сказала Андреевна сама себе. — Ну, где ваше потепление?

Парень проглотил слюну. И заговорил быстро и громко, будто желая заглушить собственные мысли:

— Второго-третьего марта ожидается незначительное потепление до ноля градусов днем и минус двух-пяти ночью. Затем снова похолодание до…

И осекся. Дернул головой, словно вытряхивая воду из ушей.

— …До минус двух-трех градусов мороза днем и пяти-семи ночью…

Андреевна не могла понять, что шумит в ее голове — то самое «давление», против которого помогают белые с ложбинкой таблетки, или это ветер качает на крыше телевизионную антенну…

На счастье, прогноз погоды уже закончился. Начиналась реклама.

Вот уже несколько дней Ким был пьян, не прикасаясь к спиртному; растерянность была столь же непривычна для него, как для форели — жажда. Потрясение пополам с эйфорией привели наконец к несчастью: подмерзшая трасса не пожелала носить на себе рассеянного и беспечного ездока. В четыре утра вокруг было темно и пусто, по обе стороны трассы чернел лес, машина, оказавшаяся на обочине в позе опрокинутого жука, вхолостую вертела колесами, а Ким Андреевич висел на ремне безопасности, пытаясь открыть дверцу и выбраться из мышеловки.