Евгений Прошкин - Слой

— Это его долг.

— Так чего вы от меня требуете? Вы сами на все ответили. Существует несколько миров, где вы стали президентом. У вас неплохо получается. Бывают, конечно, исключения, — добавил Борис, разгребая белый песок. — Здесь вы, признаться, наворотили. Вероятно, это русский способ выживания: довести себя до ручки, до самого края, а потом предпринимать титанические усилия. Чтоб с надрывом. Как там у классика: чтоб кровь выступала из-под ногтей. По-другому нам скучно. А в итоге вы здесь, в Эквадоре, в компании, достойной виселицы. Если б у нас было побольше времени, я бы сводил вас на могилу Адольфа Шикльгрубера. Американские неонацисты поставили ему сногсшибательный памятник.

— Время кончается?

— Да, к сожалению. Вы не настолько здоровы, чтоб позволить себе час комы.

— Вы мне так ничего и не объяснили, — вздохнул Немаляев.

— Раз вы меня нашли, значит, сами все понимаете.

Борис встал и погладил доску для серфинга.

— Вы-то здесь кто? — поинтересовался Немаляев.

— Обычный военный. Так же как и Костя, подчиненный Еремина. Еремина Петра Ивановича, народного комиссара ГБ.

Борис развернул доску другой стороной, и Немаляев увидел, что к днищу приделан пистолет-пулемет с глушителем.

— Извините, Александр Александрович, служба. Скажите спасибо, что не ледоруб.

— Эх ты, сотник... — проронил он. — Людмилу не трогайте.

— Мы оставим ей один из ваших счетов в Колумбии и депозитную ячейку в Цюрихе. Нуждаться она не будет.

— Все раскопали...

— Служба, — повторил Черных, касаясь курка. — Долг. У вас — свой, у меня — свой.

— Похороните меня подальше. Подальше от того памятника, — попросил Немаляев, но это было уже не на пляже.

— Я не нотариус, я анестезиолог, — напомнил врач.

— А?..

— Где вас похоронят, мне все равно. Лежите смирно.

Доктор пощупал пульс, затем посмотрел ему в зрачки и потребовал пройтись по комнате. Немаляев уверенно встал, но тут же рухнул обратно.

— Тошнит?

— Вроде порядок. Спасибо. Возьмите деньги, вас отвезут домой.

— Неужели не тошнит? — удивился врач.

— Вам что, обидно?

Немаляев хотел добавить что-то еще, но в следующую секунду желудок вспух и выпрыгнул наружу.

Так паршиво ему не было никогда. Пища скоро кончилась, кончился и горький желудочный сок, а спазмы все продолжались, и в их силе угадывалось намерение вытащить через горло кишки. Голова кружилась так, будто он выпил два литра водки, а затылок он даже придерживал рукой — чтоб не раскололся от боли.

— Вот теперь порядок, — удовлетворенно произнес доктор. — Всего доброго.

Немаляев растекся по дивану, заклиная время идти быстрее. Врач не сказал, сколько это продлится, но он подозревал, что до самого вечера. А если до утра? Это невозможно, он не выдержит.

— Дядя Саша, ну что же вы! — воскликнула вбежавшая в комнату Людмила. — Что вы тут вытворяете?

— Живой, живой, — помахал он одной ладонью. — Все нормально. Ты иди, я попозже... Мне немножко отдохнуть...

— Я позову врача.

— Вот этого не надо, — закашлявшись, выдавил Немаляев.

Он посмотрел на стол с пустыми ампулами и бессильно прикрыл глаза. Как плохо... как же ему плохо! И ведь ничего нового. Долг... Ну да, понятно. Что еще? Ах, черт... как паршиво! Потом, потом. Будет время осмыслить. Не сейчас. Долг. И ради этого?.. Что узнал? Что в одном слое сбежал из Страны? А в другом стал хорошим президентом? Как в сказке. А что это — хороший президент? Ну и боль... Хороший — это какой? И как?.. С этими людьми... и с этой болью. Нет, не сейчас. Потом. Будет время. Без боли. Неужели правда? Неужели она когда-нибудь пройдет?! Не сейчас...

Квадратная дверца, обитая кровельным железом, взвизгнула и встала в проем. Константин еще раз потянул ее на себя и, убедившись, что люк захлопнулся плотно, медленно отпустил нитку. С той стороны было слышно, как звякнула о петли дужка навесного замка. Костя подергал дверь — все в порядке, не промахнулся. Нитка осталась снаружи, впрочем, и замок висел кое-как, но все это можно было увидеть только вблизи. Солнце скоро уйдет, и лифтовая площадка над верхним этажом окунется в сумерки. А лампочка около выхода на чердак не загорится — об этом Костя позаботился в первую очередь.

Пройдя по скрипучему керамзиту до вентиляционного окошка, он пригнулся и выглянул на улицу. Не то. Костя перешел к соседнему отверстию и снова посмотрел — между двумя высокими зданиями открывался узкий сектор, включавший в себя двадцать метров серой стены и крыльцо с козырьком.