Евгений Прошкин - Слой Ноль

Развернув листок, он опять сощурился — не из-за проблем со зрением, отнюдь, а от яркого света, который терзал его в этом кабинете весь сентябрь. Ни спрятаться, ни заслониться от света было невозможно, он разливался повсюду, — Мухин к нему как будто уже и привык, но продолжал страдать. Вот так, тихо страдая, он развернул листок, все-таки сощурился и прочитал:

"Ботаник, дурак.

У него грязный пиджак".

Стихи были плохие, но честные — в том смысле, что отражали действительность, как она есть. Действительно, когда он ел, то обронил с вилки клочок свекольного салата себе на правый лацкан. Свеколка в школьном буфете была жиденькая — не только из-за разбавленного майонеза, хотя из-за него тоже, — она была жидкой от природы, так сказать, по жизни, или, если сказать иначе, по определению. Ею-то Мухин и капнул, причем не на черный пиджак, не на вишневый или бордовый — таких у него просто не было, — он капнул на пиджак цвета мокрого песка, единственный приличный пиджак, который он мог носить, хотя теперь уж, пожалуй, что и не мог...

"Ботаник дурак.

У него грязный пиджак".

И ниже другой ручкой и другим почерком:

«Ботаник must die!»

Это было совсем иное. Это был вызов — пусть и от маленького оболтуса, но прощать Мухин не имел права. Элементарные законы поведения в стаде... ну ладно, не будем... Законы поведения в любом коллективе — неважно, из кого он состоит... так, кажется, лучше, да?.. Так вот, эти законы требовали отвечать мгновенно и максимально жестко — с прицелом на будущее.

Мухин аккуратно сложил бумажку и сунул ее в карман. И, набрав воздуха, рявкнул:

— Диктант! Вырвали все по листочку. Быстрее!

— Виктор Иваныч, а двойной или одинарный?

— Любой.

— Виктор Иваныч, а в клеточку можно?

— Любой, сказал!

— Виктор Иваныч, а можно половинку, а то у меня эта тетрадка — она вместо той тетрадки, которая у меня...

— Хоть четвертинку.

— Виктор Иваныч, а у меня ручка кончилась.

— Карандашом.

— Виктор Иваныч, а класс надо писать?

— Нет. Только фамилию. Готовы? Поехали. Ботаник дурак, у него грязный пиджак, — продиктовал Мухин. — Написать пять раз. В столбик. Быстрее! Готовы?

— Нет-нет-нет!...

— Сколько успели, столько и хватит. Дальше. Ботаник мает дай.

— Что-что, Виктор Иваныч?...

— Ботаник должен умереть! — отчетливо произнес он. — Кто у тебя английский ведет?

— Да мы знаем, знаем...

— Виктор Иваныч...

— Чего еще?!

— Виктор Иваныч, это я самолетик пустил... — На последней парте поднялся причесанный мальчик. — Это я. Не надо всех наказывать. Я больше не буду...

— Молодец, — медленно выговорил Мухин. — Фамилия?

— Нуркин... — буркнул тот куда-то в себя.

— Громче!

— Нуркин! — выкрикнул мальчик, заранее кривя губы, точно Мухин его уже ударил и теперь он собирался сплюнуть осколок зуба или откушенный язык.

— Прекрасно... Стоп! — объявили сзади. — Снято, черт возьми!

Свет тут же погас, и Виктор наконец-то помассировал глаза — легонько, чтоб не покраснели.

— Женя, я больше не нужен?

— Все, Витя, до завтра.

Сняв пиджак, Мухин отдал его реквизитору и принял свой, кожаный. Проходя мимо угловой парты, он потрепал мальчика по голове:

— Молодец...

— Витя! Что ты делаешь, ему еще дубль!

— Ах, извини...

— Витя! — В дверях его догнала помреж, женщина немолодая, но вполне еще пикантная. — Витя, мобилу свою забери, она меня достала! Вибрирует и вибрирует...

— Не знаю, некоторым нравится, — допустимо спошлил Мухин, тыкая в кнопку.

— Здравствуйте, — чирикнула трубка. — Меня зовут Ирина, я представляю агентство «Кладезь Ар Пи». Мы хотели бы пригласить вас...

— Реклама? Нет, спасибо.

— Вы даже не поинтересуетесь условиями?..

— Не поинтересуюсь, — подтвердил Мухин. — Всего хорошего.

Он скорым шагом, почти бегом, покинул школу и направился к машине. Съемки проходили не в павильоне, а в реальных интерьерах и с реальной массовкой. Как пояснил режиссер на установочном собрании — «для фактуры». Виктор не возражал, получалось действительно славно. Дети не манерничали, не пережимали, многих героев, плюнув на результаты кастинга, взяли прямо «из жизни». Да хоть и этого мальчишку, Нуркина. Ему даже фамилию менять не стали. Все, что предлагал сценарист, казалось вымученно и фальшиво, а эта фамилия была настоящая, она была живая.

Когда Мухин подъехал к кафе, минутная стрелка на больших рекламных часах зашла далеко за цифру «12» и уверенно клонилась к шестерке.

— Прощен, — заранее отмахнулся Борис. — Что с вас взять, с богемы! А мы тут тебя обсуждаем, — добавил он лукаво.