Евгений Прошкин - Твоя половина мира

— Коля, — Тиль скривился.

— Не представляю, что они с тобой творить собираются. Про эти исследовательские центры всякое говорят. Но убивать им тебя не резон.

— Я и в тюрьме поживу. Пока буду давать информацию — не повесят. А информация у меня не кончится никогда. Я же форвард.

— Общественное мнение... Боюсь, что жить ты будешь лишь до следующих президентских выборов. Независимо от своей ценности. А в лаборатории...

— Спасибо. Н-да... какая услуга, такая и благодарность. Ты ведь мне ничего не должен. Совсем ничего. Не собиралась твоя дочка тонуть в том бассейне, зря ты на жену орал. Поплавали бы и вернулись домой. Извини, Коля, мы этим приемом часто пользуемся... Если хочешь что-нибудь для меня сделать, выясни по своим каналам про одну аварию. Вроде вертолеты недавно столкнулись.

— Хаген! Какие еще вертолеты? Мне тебя на улицу выводить пора! А на улице...

— Я уже разглядел. Хорошо обложили, надежно. Но в этот раз меня отбивать не станут. Звони, Коля, звони.

Тиль облокотился на ряд квадратных дверок и замер. Того, что для него было самым важным, он, как ни старался, увидеть почему-то не мог.

— Катастрофа серьезная, — сообщил Ефимов. — Частный аппарат и аэротакси. Протаранили друг друга и рухнули на туристический автобус. Трупов много, но... проблема в том, что второй вертолет...

— Принадлежит президентской службе, — закончил Тиль.

— Там есть и выжившие, тебя ведь это интересует?

Раненых отправили по больницам, списки будут позже. Кого искать? На чье имя документы?

— Карт у нее куча. Кроме того, она не дружит с фараонами, а тебя и на километр не подпустит. Если только...

— Верь, что она жива. Верь в это, Хаген.

— Трудно верить, когда привыкаешь знать.

— Может быть, может быть. — Ефимов помялся. — Что-нибудь еще?

— Требую экстрадиции, — сказал Тиль.

— Куда?

— Я по всей Европе наследил. Куда угодно, лишь бы отсюда.

— Веревка везде одинаковая, Хаген.

— Там — точно веревка. А здесь... неизвестно, Коля.

— Что ж, требование законное. — Ефимов бесцельно пощелкал предохранителем и включил терминал. — Это “Первый”. Общее внимание...

Кандалы почти не мешали. Ефимов что-то кому-то шепнул, и Тиля приковали к полу гуманно, оставив пару сантиметров для вдоха-выдоха. Шоковый ошейник и вовсе не надели — наверняка нарушили кучу инструкций.

— Дорога долгая будет, — сказал Ефимов. — В городе тебя содержать опасаются, даже временно. Куришь?

Тиль покачал головой.

— Молодец. — Ефимов хотел что-то добавить, но осекся. — По приезду еще раз свяжусь с нашим оперативным. Если будут новости о катастрофе...

— Спасибо.

— На месте я тебя передам, и... все. Там не Москва, там я уже никто.

— Брось эти нежности. Зачем оно тебе?

— Ты отличаешься, Хаген. Очень отличаешься от всех тех, кого я упек. А упек я многих. Под петлю, правда, подводить не приходилось еще. Ты у меня первый. Вот так...

Ефимов кивнул, и тяжелая многослойная створка вошла в пазы. Тиль еще долго слышал, как снаружи грохочут и лязгают — кузов укрепляли стальным профилем. Тюрьма на колесах превращалась в мобильную крепость.

Вентиляционное отверстие подавало пресный фильтрованный воздух. Оттуда же лился и свет — жидкий, как диетический супчик.

Тиль пошевелил руками и оценил великодушие Ефимова: несильно затянутая цепь позволяла сесть. С другим сопровождающим он ехал бы лежа, как овощ.

Минут через десять тронулись.

“Ничего у тебя не вышло. Никаких таблеток “фор-вертс” не будет”.

“Не будет, — мгновенно откликнулся голос, — потому что форвертс не связан с биохимией. Наш дар — следствие врожденной патологии, и он не передается. Нельзя вилять хвостом, если хвоста нет. Ученые раскопают это, но не сегодня. Даже не завтра”.

Тиль прислонился затылком к мягкому борту и посмотрел в потолок. Он чувствовал невероятную ясность, какой не было уже давно — не двое суток и не месяц, а все два года, с того самого дня, когда он перешагнул через внутренний запрет и открыто предъявил человечеству свои способности. Впрочем... излишняя бодрость могла быть вызвана как раз усталостью и передозировкой.

“Сидишь и не можешь понять, кто же из нас выиграл, а кто проиграл...”

“Потому что не понимаю твоей цели. Я ее не вижу”.

“Моя цель находится вне того, что ты считаешь реальностью”.

“Сам-то ты где находишься?”

“Меня не найдут, Тили. Это и не нужно, я не опасен. А если опасен, то... все же не так, как вы”.

— Да, Федор, — сказал Хаген вслух. — Мы представляем жуткую угрозу. Алекс Насич, распотрошенный в лаборатории. Ульрих Козас, застреленный полицейским. Михаэль Ситцев, принявший смертельную дозу транков. Штальманн и Крафт, задавленные грузовиком. И Серж, погибший под обломками особняка. И еще Люгер... Иеремия Люгер, которого мы убили из-за тебя.