Сергей Булыга - Ведьмино отродье

- Вот этот вот нахальный сосунок - он теперь наш, только наш! Вы поняли меня? А то, что было раньше, то... Ну, в общем так: кто будет зря болтать, тот после очень пожалеет! А ты... Эй, Рыжий, слышишь? Ты - наш сородич, рык. Хват - твой отец! Понятно?

Ты кивнул... И вдруг спросил:

- А мама? А где моя мама?

- Р-ра! - заревел Вожак. - Я все сказал. Иди!

И Хват сказал:

- Пойдем, сынок, не спорь.

И ты пошел за Хватом.

Хват жил один в последнем справа логове. Вот он привел тебя туда, лег и прижал тебя к себе. Немного подождав, тихо спросил:

- Тепло?

Было тепло. Но страшно. Ты снова заскулил, стал спрашивать, где мама.

- Придет, - ответил Хват. - Когда-нибудь. Да ты не плачь! Ведь я с тобой. Я - твой отец, - и тут он принялся вылизывать тебя. И напевать. И обещать, что скоро потеплеет, сойдет снег, ты вырастешь и станешь сильным, смелым...

Пришла весна. Ты немного подрос. Хват водил тебя по Лесу, учил брать след, лежать в засаде, петь гимны, обходиться без еды, лечиться травами, спасаться от огня... А после как-то раз он вдруг спросил:

- Кто я?

- Как кто? - не понял ты.

- Ну... кто я для тебя?

- Отец, - ответил ты. - А кто же еще?

Хват усмехнулся, помолчал, потом тихо - и явно с опаской - спросил:

- Но ты ведь слышал, что они болтают?

- Да, слышал, - сказал ты и весь похолодел, - но я им не верю. Ты мой отец. Мать не пришла с Тропы. Она была красивая и добрая... - и замолчал; ты очень волновался.

А он тогда опять, теперь уже настойчиво, спросил:

- А больше ничего не помнишь? Ну, отвечай! Чего же ты?

И ты... сказал:

- Мать говорила, что отца убили. Но ты ведь жив!

- Да, - тихо сказал Хват, - да, жив. Но я - это второй твой отец. А был еще и первый...

Вверху шел дождь. Дождь - это хорошо, дождь поит Лес, дождь помогает... Р-ра! А ты, уже едва ли не в слезах, подумал: так неужели правда то, когда они болтают, что ты здесь, в Выселках, чужак, что полукровка, что...

- Нет, - сказал Хват, будто почуял твои мысли, - ты не бойся. Тот, первый твой отец, был чистокровный рык. Но преступил Закон... После оправдался кровью. Его потом с почетом унесли. А мать действительно погибла на охоте. Вот я и взял тебя к себе. Теперь ты мне как сын. Нет, просто сын!

И так оно и было. Вы вместе с ним охотились и вместе голодали, и на Совете выступали заодин. И потому когда через два года пришел тот страшный день, когда Хват лег и приказал, чтоб все сошлись, и все сошлись и, помолчав, и посмотрев, как оно есть, стали уже говорить, что надо бы это кончать... Ты не сдержался и заплакал. Все засмеялись и заулюлюкали, и обступили вас, и начали выкрикивать позорные слова и костерить тебя, а ты, не в силах отвечать, молчал...

Вожак вдруг закричал:

- Прочь! Р-ра! Глупцы!

И все они ушли. А вы - ты и Вожак - остались с Хватом. Вожак сидел. И ты сидел. А Хват лежал, смотрел то на тебя, то на него, на Вожака, то снова на тебя.

- Больно? - спросил ты у него.

- Нет, - сказал Хват. - Ничуть. Вот только что... Ты не уйдешь?

- Нет, не уйду.

- А сделаешь?

- Да, сделаю.

Хват улыбнулся и закрыл глаза. Долго лежал не шевелясь. Потом вдруг стал дрожать... и попросил:

- Ну, сын!

А ты не шелохнулся!

Тогда он закричал:

- Сын! Сын!

А ты вскочил и отступил! Но и Вожак вскочил, взревел:

- Не смей!

И ты вернулся, сел возле Хвата, замер. Он продолжал дрожать - сильней, сильней, и вот он уже корчился, и вот...

Уже кричал, что было сил:

- Сынок! Не покидай меня! Сынок, да неужели ты не сможешь?!

- Смогу! - ты закивал ему. - Смогу...

Но ты так и не смог! Тогда Вожак, хвала ему, помог - вцепился Хвату в горло, прокусил... И отскочил. Кровь хлынула. Ты ткнулся носом в кровь, ты задыхался, пил, Хват дергался, сучил ногами, подвывал - все тише, тише, тише...

И наконец совсем затих. А вы сидели рядом с ним, не уходили. Хват остывал... И вот уже совсем окостенел, и нет его...

Нет, есть! Ведь его кровь теперь в тебе, теперь Хват - твой настоящий отец, он чистокровный рык, и, значит, что и ты теперь рык - настоящий...

Вот только снова плачешь! Вожак зло сплюнул и сказал:

- Р-ра! Не к добру это! Когда-нибудь...

Но дальше продолжать не стал, только велел:

- Пошли. Пора уже.

И вы вдвоем взвалили Хвата на спины и встали во весь рост и так, только на нижних, на стопах, и пошли, и понесли его на Гору Воронья, куда относят всех, где ждет их Память Племени...

Которую ты предал. Р-ра! Р-ра! И Рыжий подскочил и заметался взад-вперед по яме. Ведь предал же! Бежал и снова пре...

Нет! Рыжий сел. Нет! И еще раз нет, подумалось, чужой предать не может, а предают только свои. А ты им, лесным дикарям, был чужой. Ведь даже Хват, и тот так и не стал тебе родным, а так и оставался отчимом, пусть и любимым отчимом, но не отцом. Ты лгал ему и еще больше лгал себе, когда ты называл его отцом, но разве кровь обманешь? Ведь истинная кровь - не та, которую ты пьешь, пусть даже по священному обычаю, а та, которая течет в тебе с рождения, и, значит, только Зоркий - твой отец, а Хват...