Артур Кларк - Не дай наступить ночи

Рорден замолчал и посмотрел на присутствующих. Его слова не вызвали одобрения, но он на это и не рассчитывал.

— И все же, я не понимаю, чего нам бояться. Сейчас Земле угрожает не большая опасность, чем когда-либо прежде. Почему двое ребят на маленьком корабле должны навлечь на нас гнев пришельцев? Если быть честными до конца, то придется признать, что пришельцы могли уже давно уничтожить наш мир.

Все ошеломленно молчали. Это была ересь, но Рорден с интересом заметил, что двое из прибывших, казалось, одобряют его слова.

Президент сердито прервал его.

— Разве не известно, что мы никогда не выйдем в космос? И разве мы не нарушили это условие?

— Когда-то я тоже верил в это, — сказал Рорден. — Мы многое принимали на веру, и это в том числе. Но в моих машинах, которые хранят не легенды, а лишь реальные факты, нет записей о подобном соглашении. Я уверен, что столь важное событие должно было найти отражение в записях, как запечатлены события менее значительные.

— Алвин, — подумал он, — гордился бы мной сейчас. Странно, что ему приходилось защищать идеи Алвина, в то время как сам Алвин, присутствуй он здесь, вполне мог бы выступить против. Наконец одна его мечта претворилась в жизнь: в отношениях между Лисом и Диспаром произошел сдвиг, и это было только начало. — Интересно, — подумал он, — где сейчас Алвин?

Алвин не видел и не слышал ничего подозрительного, но не стал спорить. И лишь когда люк закрылся за ними, он повернулся к своему другу. — Что это было?

— Не знаю, но что-то страшное. — По-моему, оно все еще наблюдает за нами.

— Улетаем?

— Нет. Сначала я испугался, но теперь думаю, что он не причинит нам вреда. Оно кажется просто... заинтересовано. Алвин уже собирался ответить, как вдруг на него нахлынуло нечто похожее на теплую искрящуюся волну и словно влилось в его тело. Это продолжалось всего несколько секунд, но когда оно исчезло, он больше не был просто Ал вином. В его сознании находился еще кто-то, перекрывающий его, как один круг перекрывает часть другого. Он ощущал и близость Теона, также поделенного этим таинственным существом, обрушившимся на них. Ощущение было скорее странным, чем неприятным, и впервые давало Алвину представление о настоящей телепатии — силе, которая у его расы деградировала настолько, что годилась теперь лишь для управления машинами.

Алвин мгновенно восстал, когда Серани попыталась овладеть его волей, но сейчас он не противился вторжению. Это было бы бесполезно, и он чувствовал, что этот разум, кому бы он ни принадлежал, не был враждебен. Он полностью расслабился, как бы соглашаясь с тем, что некто, во много раз превосходящий его по интеллекту, изучает его сознание.

Ванамонд сразу же увидел, что один из этих умов был более чувствителен и восприимчив, чем другой. Он чувствовал, что оба изумлены его появлением, и это в высшей степени удивляло его. Многие их качества находились за пределами понимания Ванамонда.

Контакт устанавливался с трудом. Ванамонд с трудом их понимал. Его озадачил и слегка напугал повторяющийся страх перед пришельцами, он напоминал его собственные чувства, когда он впервые познал Черное Солнце.

Но они ничего не знали о Черном Солнце, и наконец их вопросы начали формироваться в его сознании. — Кто ты?

Он дал единственный возможный ответ:— Я — Ванамонд.

Наступила пауза (как долго формировались их мысли!). Они не поняли, и это было странно, потому что то, что именно их раса дала ему это имя было в его памяти с рождения. Эта память была мала и странно начиналась в одной точке времени, но она была кристально чистой.

Вновь их слабые мысли пробились в его сознание.

— Кем были «великие»? Ты — один из них?

Он не знал. Они с трудом поверили в это, и их разочарование остро и отчетливо дошло к нему через пропасть, разделяющую их сознания. Но они были терпеливы, и он с радостью помогал им, потому что их любопытство было таким же, как его собственное, и они стали его первыми собеседниками. Никогда в жизни Алвин не поверил бы, что ему придется пережить столь странное ощущение, как этот беззвучный разговор. Не верилось, что он может быть не более, чем зрителем, и он не смел признаться даже себе, что ум Теона значительно превосходил его собственный. Оставалось лишь ждать и удивляться, наполовину ошеломленным потоком мыслей, выходящим за пределы его понимания.

Наконец Теон, несколько уставший и побледневший, прервал контакт и повернулся к другу.

— Алвин, — сказал он очень утомленным голосом, — что-то здесь не так. Я ничего не понимаю.