Тимур Пулатов - Плавающая Евразия

- Добровольный мученик, значит? - помрачнел академик-фемудя-нин. Выходит, протрезвел... на пользу ему пошла недоступность отечественной водки в Париже... Зато вы, я чувствую, никак не желаете трезветь. Ничему не научил вас конфуз с "Белой медведицей". И здесь, в Шахграде, сегодняшним своим поведением... экстравагантным сообщением... ведь вами двигало, признайтесь, желание мученичества?

- Вы-то откуда знаете про альманах? - с вызовом спросил Давлятов, уже выходя на улицу.

Как же не знать?! Читал. И видел ваше имя среди авторов... Я ведь как-никак тоже руководящий работник, пусть научного института, и все, что идет вразрез с нашей моралью, размножается в энном количестве экземпляров и строго по списку рассылается руководящим работникам для ознакомления и принятия мер...

- Как талоны - по списку? - усмехнулся непроизвольно Давлятов.

- Точно так, - ничуть не обидевшись, миролюбиво подтвердил акаде-мик-фемудянин и положил руку на плечо Давлятову: - Чтобы закончить разговор о талонах, предлагаю вам один из моих двух. - И ловко, незаметно для выходящих из зала конгресса сунул какой-то треугольный металлический жетон в карман Давлятову.

Не успел Давлятов возразить, как фемудянский академик быстро сел в машину и уехал, а Давлятов остался, сжимая в руке жетон и чувствуя, как холод металла остужает его пыл. Сложные чувства смешались в его душе: талон вроде бы приравнивал его к избранному узкому кругу делегатов конгресса, хотя и приобретен обманным путем почтенным академиком, который напомнил Давлятову историю четырехлетней давности - альманах. И это не могло не добавить горечи. И духовный отец "Белой медведицы" - Шар-шаров, промелькнувший среди делегатов, как привидение... И Айтзаров, и весь отдел артезианских колодцев, возмущенный хамским поведением своего сотрудника, опозорившего их перед лицом всего конгресса, если не сказать - всего ученого мира... Давлятов, едва увидел Айтзарова в окружении сотрудников отдела, решил проявить то ли понимание... то ли очередную дерзость от непонимания, - словом, бросился он к шефу с недвусмысленным вопросом:

- Простите, Марат Авдеевич, мне сейчас подавать заявление об уходе или повременить до окончания конгресса?

- Как хотите! - пожал плечами Айтзаров и резко свернул в сторону. Порыв шефа, увлекший за собой весь отдел подальше от зарвавшегося сотрудника, как бы взбодрил Давлятова, и он суетливо заторопился к трамвайной остановке... а когда уже бежал по своей улице, сквозь сумерки разглядел этого маленького, неравномерно толстого, с узкими глазами, излучавшего холод и тайный, жуткий смысл, бледного, матово-белого типа, которого уже встречал раньше, в Москве, в Ярославле, куда ездил, будучи студентом, - поглядеть на русскую старину... и вот теперь он столкнулся с ним снова, здесь, в Шахграде, и опять он был не один, а с маленькой, косолапой женщиной, такой же узкоглазой и в упор смотрящей. Оба они стояли, прислонившись к дереву, будто дожидаясь его, и пробегающий мимо Давлятов досадливо махнул рукой в сторону человечка и сказал:

- Подожди, мне сейчас не до тебя... - И через минуту был уже возле дома с ключом от почтового ящика, откуда извлек какой-то конверт и, на ходу разрывая его, машинально толкнул ворота...

- Шарлатаны! - возмущенно воскликнул Давлятов, пробежав глазами то, что было напечатано и размножено на простейшей машине - ротаторе, под крупным заголовком: "ВНИМАНИЕ! ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ!", отшвырнул листок вместе с конвертом на стол, но что-то словно отрезвило его и заставило призадуматься. Давлятов снова стал читать, но медленно, вникая в смысл...

"Сегодня, около десяти часов вечера, или завтра в это же время, или в течение этой недели, но не позже тридцати дней, в Шахграде произойдет ! сильное, десятибалльное землетрясение. Новый, сверхчувствительный прибор, созданный в содружестве с лучшими умами всех национальностей союза, с привлечением прогрессивных зарубежных сейсмологов, определил место и предполагаемое время катастрофы..." Строго предписывалось в связи с этим как можно меньше находиться в помещениях, запастись едой и питьевой водой, а стариков и детей отправить подальше за пределы града, к родственникам и знакомым в деревни и маленькие соседние города. Вместо подписи солидного учреждения, обычно обращающегося к гражданам по тем или иным жизненным вопросам, было выведено: "ОБЩЕСТВЕННЫЙ СОВЕТ СПАСЕНИЯ".

Странно, не тревога охватила Давлятова, а радость, замешенная на злорадстве.