Джеймс Дуэйн - Капер

С радостью в сердце он напечатал заказ на все шесть штук и взорвался восторгом, когда рядом с его запросом загорелось слово «одобрено». «Есть контакт! Идите к своему папочке, мои маленькие красотки! – Питер захихикал, представив себе ревность, которая появится на многих лицах, когда его коллеги обнаружат этот триумф. – Насколько я знаю, это самая последняя партия, и вся она теперь моя!»

С широкой улыбкой Редер откинулся на спинку кресла. «Эх, вот это жизнь!» – подумал он. В данный момент он ощущал себя существующим лишь в головах членов парламентской комиссии офицером Космического Отряда, чьим главным удовольствием в жизни было изобретение новых способов потратить деньги налогоплательщиков.

Раздался резкий стук в дверь кабинета, и Питер любезно выкрикнул:

– Входите!

Лейтенант Адольф Гивенс в роскошно отутюженном пилотском комбинезоне предстал перед столом Редера, образцово отдавая честь. Глаза лейтенанта были сосредоточены над головой коммандера, тело вытянуто в струнку, ноги составлены вместе. Совершенно другой Гивенс, если вспомнить их предыдущие встречи.

Редер куда менее браво ответил лейтенанту на отдание чести. «Внезапно я почувствовал себя капитаном Каверсом», – с удовольствием подумал он. На лице его, впрочем, ничего такого не отразилось. Он хорошо знал Гивенса, и чувство юмора – в особенности применительно к самому себе – в число многих достоинств пилота не входило.

– Вольно, лейтенант, – сказал Редер. – Чем могу служить?

– Сэр! Я хочу стать добровольцем, сэр! – Гивенс по-прежнему смотрел прямо перед собой, примерно в полуметре над головой Питера, а тело его застыло в очень строгой парадной стойке «вольно».

Редер внимательно его оглядел. Весьма привлекательный молодой человек лет двадцати четырех, ростом Гивенс был примерно те же метр восемьдесят, что и сам Редер, такого же атлетического телосложения. У Адольфа были медово-светлые волосы, правильные черты лица и волевой, если не сказать героический подбородок.

По мнению Питера, Гивенс был блестящим пилотом, почти таким же блестящим, как он сам. Гивенс отлично ладил с товарищами по эскадрилье, которые также ценили его как умелого бойца и чертовски виртуозного летчика.

«С другой стороны, – думал Редер, – я не знаю никого в отделах технического обеспечения и бортинженерии, кто от всей души не желал бы Гивенсу свернуть себе шею, когда он в следующий раз будет принимать душ». Для персонала этих отделов было бы совсем недостаточно, если бы лейтенанта просто угрохали в бою, а кроме того, тогда оказался бы поврежден его «спид».

Справедливости ради, поведение Адольфа было не столь уж необычным для большинства пилотов «спидов». В моменты предельной откровенности и уединения Редер мог признаться себе, что в его летной карьере бывали времена, когда он и сам вел себя ничуть не лучше.

В конце концов, кто мог избежать понимания того, что основным назначением авианосца являлось носить, причем как раз «спиды»? А что такое был «спид» без его пилота? Следовательно, задачей авианосца и нескольких тысяч членов его команды было обслуживать и всячески поддерживать пилота «спида». Что автоматически делало всех пилотов «спидов», независимо от их ранга, принцами этого государства.

Вопрос теперь заключался в том, был ли Адольф Гивенс высокомерней других пилотов?

«Да, – решил Редер, припоминая отношение Гивенса не только к Синтии Роббинс, но в определенной степени и к нему самому. – По части высокомерия он за красной чертой. Пожалуй, именно такие самодовольные болваны и отвратили Сару Джеймс от всех пилотов «спидов» вообще». Тут Питер почувствовал в отношении лейтенанта прилив возмущения, который, впервые за время их знакомства, Гивенс не заслужил. Насчет «спидов» существовала одна поговорка – мол, для того, чтобы на них летать, требовалось страдать синдромом типа «не тронь, а то пукну».

«С другой стороны, этот парень летает едва ли не лучше всех, кого я в своей жизни видел», – подумал Редер, неловко ерзая в кресле.

Тут Гивенс опустил взгляд впервые с тех пор, как вошел в кабинет. Питеру вдруг пришло в голову, что лейтенант считал само собой разумеющимся, что его предложение будет принять немедленно, причем с предельной благодарностью, и внутренне улыбнулся.

– Садитесь, лейтенант, – предложил он, указывая на стул.

Гивенс так и сделал, и в лице у него внезапно появилось нечто, громче всяких слов указывающее на его изумление. Он посмотрел на коммандера яркими зеленовато-карими глазами, которые, не сомневался Редер, с легкостью и без малейших угрызений совести разбили немало женских сердец от «Онтарио» до Лунобазы.