Яна Дубинянская: Проект «Миссури»

Вот так фишка, а я его и не заметил. Вечно отвлекаюсь на пустяки. А мужик был никак не мелкий, седоватый, с усами щеточкой. Звали его, как я узнал из конспекта Прозрачной Кофточки, торжественно открытого завитушками, «Александр Виниоминович». Тезка, запомню. Но как она писала сочинение?..

Я достал тетрадь и запустил руку по локоть в рюкзак, нашаривая ручку. Нашел транспортир, перочинный ножик и железное кольцо с толкиеновской игрушки — уже пару месяцев думал, что потерял его. Но ручки, похоже, не было, и пришлось искать помощи у правого фланга — не у Кофточки же.

Он посмотрел на меня сквозь очки, как солдат на вошь. Вот уж точно «столичная штучка». Потом светски ответил:

— Да, пожалуйста, — и протянул мне письменную принадлежность чуть ли не с золотым пером. То, чем он пользовался сам, было еще круче.

Не знает, что я, как правило, забываю возвращать всякую мелочь — нет, не тырю нарочно, а правда забываю. Так ему и надо.

Тем временем препод вовсю проводил перекличку, и я точно пропустил бы свою фамилию, если бы прямо передо мной по списку не шла Кофточка — в миру Лановая Наталья. Надо было слышать, каким томно-сексуальным голосом она протянула свое «есть». Я отрапортовал значительно более кратко.

Стены в аудитории были гладкие, без всяких учебных пособий или портретов великих. И, главное, практически без окон; только ближе к потолку выстроились в три ряда маленькие круглые иллюминаторы — в стиле все тех же футуристических фантазий. В один из кругов с внешней стороны заглянула ворона, но сразу улетела.

Последним в списках значилось чудо в золотых перьях — фамилию я не запомнил, кроме того, что начиналась она на букву «Ц»; звали его Руслан.

— Значит, так, — отчеканил препод. — Я не буду произносить перед вами вступительных речей. Я продиктую список литературы. Литературы. Которую. — Он подчеркивал каждое слово. — Надо. Взять. В библиотеке. И. Законспектировать. Без конспекта никто не будет допущен к зачету. Вы меня поняли?

Воцарилась тишина. Наташка нервно рисовала в тетрадке очередную «пренцесу». Руслан поправил на переносице очки и расчетливо, со сноровкой первого ученика, бросил реплику с места:

— Александр Вениаминович, мы же знали, в КАКОЙ институт поступаем.

Жаль, что я убежденный пацифист. Иначе пообещал бы себе при благоприятных обстоятельствах смазать его по морде.

— Вот именно. Записывайте.

Когда я вернулся в общагу, сразу стало ясно, что в комна-те-«тройке» я больше не один, как это было еще утром. Во-первых, на остальных кроватях появились матрасы. Во-вторых, на одной из них поверх стопки белья лежала гитара, а из-под покрывала торчал край большой сумки. В-третьих— возле другой, уже застеленной, стоял крепкий пацан в спортивном костюме. Мой приход оторвал его от увлекательного занятия — расклеивания по стене над кроватью фоток полного состава нашей сборной по футболу. Человек семь-восемь уже висели, прилепленные за уголки полосками скотча.

— Вам кого? — спросил он, чем насмешил меня до чертиков.

Но я героически справился с собой и, кусая губы, спромогся на ответ:

— Вообще-то я здесь живу.

— А-а, — спортсмен и не подумал улыбнуться, — меня вот тоже поселили. Жека.

— Гэндальф.

Рукопожатие у него было зверское — а меня еще угораздило после занятий нацепить кольцо. Кровоподтек обеспечен, но будь доволен, что кости целы. Физиономия Жеки, как и следовало ожидать, не тяготилась печатью интеллекта. В детских карих глазах маячил незаданный вопрос: конечно, вряд ли этот юноша когда-нибудь слышал о Профессоре и Средиземье. Впрочем, справедливости ради я тоже не знал и половины имен Жекиного футбольного иконостаса.

Пацан вернулся к прерванному делу, так ни о чем и не спросив. Я уже был готов бескорыстно заняться его просвещением, когда дверь хлопнула, и я начисто забыл о существовании первого соседа.

— Герка!

— Гэндальф, и ты здесь? Вот это да!

Оказывается, в институт Георгий надел очень даже пристойные джинсы — по сравнению с теми, что бахромились на нем сейчас. Шевелюра в спутанном виде казалась в два раза пышнее, а на шее висела витая веревочка, скрываясь за воротом растянутой майки; наверняка не крест, а какой-нибудь амулет.

— Нет, ну надо же! — не переставал удивляться Герка. — В одной комнате!!!

— Везуха, — согласился я. — Это твоя? — кивнул на гитару. Хотя чья же еще?

— Ага.

Он повалился на кровать, закинув на спинку ноги в драных кроссах. Подцепил гитару за край обечайки, описал грифом полукруг и, пристроив инструмент на груди, с ходу взял несколько аккордов. Заинтересованный Жека обернулся от своих бумажных кумиров. Лежа на спине, Герка прилично сбацал соло из последнего альбома «Арии», а потом без всякого перехода изобразил джазовую импровизацию. Словом, надолго отбил у меня охоту просить гитару для извлечения блатного ля минора и «шагов на кладбище».