Игорь Дубов - Распоротый

Поэтому я проглотил обе таблетки, стараясь не думать, что они сделают с сердцем.

Почувствовав через несколько минут прилив сил, я туг же схватился за веревку и быстро полез наверх. Добравшись до второго крюка, я не стал задерживаться, а сразу, пока еще действовал стимулятор, двинулся дальше. Здесь я уже не спешил, а лез, тщательно выверяя каждое движение. Я много ходил – и на Земле, и на других планетах, – но так здорово, как сейчас, мне до сих пор еще не доставалось. Если бы не жуткое отчаяние и не сжигающая меня ненависть, я бы, наверное, так и не прошел этот кусок. Когда я наконец выполз на гребешок под шапкой, разлетайку мою вместе с анораком можно было выжимать в тазик.

Тяжело дыша, я лежал, распластавшись под углом в сорок пять градусов, на холодных камнях гребешка и думал, что уже через полчаса смогу полностью рассчитаться за Юкиру. Из-под руки я видел освещенные лунным светом вершины, черную, иззубренную линию гор и наполненные мраком провалы ущелий. Все окружающее воспринималось болезненно остро, наверное, потому, что вместе с крупными, яркими звездами напоминало ландшафты безатмосферных спутников, которые я обычно разглядывал через защищавший меня пластик гермошлема. Сейчас, без скафандра, я чувствовал себя абсолютно голым, полностью открытым перед злобой, которой всегда веяло ночью от гор. Я снова посмотрел вниз и невольно вздрогнул от холода, скользнувшего по спине. Отсюда, сверху, то, что я оставил внизу, напоминало ворота в ад.

Я вынул из своего миниатюрного рюкзачка сандвич и разовый термос с чаем. Есть абсолютно не хотелось, но я отчаянно нуждался в передышке, а сидеть здесь без дела было стыдно. По существу, мне надо было еще спуститься вниз и, отвязав веревку, забрать ее с собой. Однако я суеверно решил не делать этого. В конце концов у меня был айсбайль. С его помощью я как-нибудь сумею пробраться по шапке на флаерную площадку базы.

Я шел по снегу, немного подволакивая левую ногу, царапая штычком подмерзший ночью фирн, а перед глазами в серебристом тумане вставали тингзал и центр контроля, арсенал и энергоблоки, лифты и коридоры, и Таш в черном комбезе, рассеянно глядящая на экраны внешнего обзора сквозь стакан с полупрозрачной жидкостью.

"Черта с два ты увидишь меня, девочка, – думал я, облизывая потрескавшиеся и сочащиеся сукровицей губы. – Мои датчики молчат. Значит, у вас тут ничего нет. Вы даже допустить не могли, что здесь можно залезть. Но вот – я залез. Я залез и теперь иду к тебе. Спешу на свидание. Ты слышишь? К тебе на балкончик лезет странствующий трубадур. Так что не ложись спать. Твой миннезингер спешит к тебе. Он хочет спеть свою лучшую песню. Песню для прекрасной госпожи. Для дамы распоротого сердца. Знаешь, как я ее назвал? "Лунный сонет бластера". Открой же окошко, домина! Тебе не слышится в слове «миннезанг» лязг железа?"

Не останавливаясь, я пересек траверсом шапку и, обогнув Чекуртан, вышел к базе. Я стоял над ней и немного сбоку, глядя на пробивающийся сквозь Щели свет, легкую изморозь на площадке, беззвучно поворачивающиеся тени камер слежения над входом и строгий абрис причального терминала, в углу которого вырисовывалась небольшая калитка для посетителей, способных передвигаться на своих двоих.

К сожалению, я не увидел наружного часового. Я знал, как маскируются внешние посты, но ничего похожего здесь не обнаружил. С одной стороны, это было хорошо. Отсутствие часового означало, что рой не придал серьезного значения случившемуся. С другой – плохо, поскольку я должен был сам взламывать дверь калитки, надолго выставившись на пороге прямо перед камерами.

Я прощупал глазами расстояние и крутизну снежника, ведущего к площадке, понял, что съехать не удастся, и, вдавливая поглубже каблуки в снег, начал спуск. Кровь билась у меня в висках, и лицо горело. Лунный свет сверкал на стальном клювике айсбайля. Звездная пыль оседала на ресницах. Черные горы водили вокруг Чекуртана свой колдовской хоровод.

"За все ответите, – думал я, медленно, словно каменный гость, печатая шаги. – За клоуна. За Юкиру. За тех, кто погиб в городе, и за тех, кто погиб в горах. У меня большой счет. Если б вы только знали, какой у меня счет! Все, кто не дожил, пришли сегодня со мной. Ян с Ганнимеда, Мика Сабуров, Райфл-навигатор, весь мой экипаж. А кроме них, еще десятки знакомых и незнакомых мне парней, сожженных вашими бластерами, нарвавшихся на ваши засады, схлопнувшихся в ваших ловушках. И еще жители зачем-то понадобившегося вам Керста. Кто сказал, что возмездия нет? Вот оно, идет к вам. Держитесь, гады!"