Дмитрий Глуховский - Будущее

— Очень сожалею, но такова политика нашего заведения...

В туалет я все же прорываюсь. Стою у зеркала, гляжусь в свое отражение — в первый раз за семь месяцев, блики в перископе тюремного экрана не в счет. Не признаю себя! Хватаюсь за волосы, за свою гриву, за свою бороду — впервые за долгие месяцы чувствуя, как оброс. Не верю. Подношу прядь к глазам — она серая, страшная. Эллен не пугала меня. Не преувеличивала. Мои виски выцвели, исстарились, тесным обручем сжимают голову; и в спутанной бороде — тоже соль.

Почему я так рано поседел?! Всего ведь полгода прошло — чуть больше...

Меня ведет, и вдруг прихватывает затылок — незнакомое ощущение, как будто раскаленный колпак прямо на мозг надели. Голова болит? С каких это пор?

Открываю кран, купаю лицо в холодной воде, не помогает ничем. Я не просыпаюсь, и голову не отпускает, и борода остается прореженной сединой, неопрятной. Надо побриться наголо, думаю я. Надо сбрить всю эту гадость, все эти заплесневелые водоросли.

Вот почему люди в тубе на меня так зыркали. А с коммуникатором они... Неужели хотели подать милостыню?

— Эй! Вы скоро там?

Нельзя бриться. С такой копной и с бородой до глаз система распознавания лиц может на мне срезаться, а если я буду голый, меня прищучат тут же. Есть, конечно, локационный браслет на ноге — но есть и умельцы, которые их наловчились срезать. Если меня до сих пор не забрали, может быть, я еще и успею таких отыскать.

— Эй! Не заставляйте меня стаскивать вас с унитаза!

Появляюсь — причесанный так красиво, как только сумел. Плюю ему под ноги.

— Да паш-шел ты!

На выходе эта гнида все-таки пихает меня в спину.

Забиваю в коммуникатор поиск ближайшей парикмахерской. Тремя ярусами ниже есть целый салон красоты. Отлично. Если красота мир спасет, то и меня выручит.

Башня «Престиж Плаза», в которой находится «Источник», — один сплошной развлекательный центр. Тысяча этажей магазинов, спа-центров, нейл-баров, игровых автоматов с прямым нейроподключением, тайского массажа с полным контактом, кафе с молекулярными соками, зон для курения, океанариумов с живыми акулами, виртуальными турагентствами и с банджо-джампингом на двести ярусов вниз головой. Все это дребезжит, жжется лазерными лучами-указками, мелькает всеми цветами видимого спектра, тренькает, надрывно поет голосами бессменных звезд эстрады и героев видеоигр. Толпа — яркие летние маечки, бицепсы-трицепсы, юбки до пупа, пестрый бриолин, отчаянная косметика, крепкие девчачьи груди силуэтами под обтягивающей тканью — праздная, гулящая. Я бреду сквозь них, весь утыканный их взглядами, как святой Себастьян стрелами язычников. Чувствуют во мне чужака.

Я и сам понимаю, что я тут не на своем месте. Эта толпа напоминает мне о другой, через которую мы пробирались с Аннели на бульварах Рамблас, под низкой замалеванной крышей. Гудели вялые вентиляторы, все было в дыму и в гари, вокруг были одни нищие, но отчего-то я ощущал их как настоящих людей; а эта неоновая молодежь отштампована, отлита из композита. В чем дело?

Салон красоты находится рядом с клиникой по смене пола, я чуть не путаю двери. На входе — несколько радужных трансвеститов с пропорциями борцов сумо. Зазывают к себе, обещают скидку, потом до них доходит, что мой колор — не прихоть, и они принимаются шушукаться, квохтать, прикрывать кокетливо широченные напомаженные рты кулаками с дыню размером. Они — более нормальные, чем я, в нашем нестареющем и заскучавшем государстве; я проглатываю сопли, протискиваюсь мимо этих образин и попадаю в салон.

— Можно покраситься?

Все бабы, которым ставят футовый кок, которым накладывают ногти с голограммой, которым протыкают магнитным пирсингом языки, которым татуируют крылатые пенисы во всю спину, — все выпучиваются на меня.

И персонал, который можно было бы смело выставлять в межгалактическом зверинце, если бы космос не оказался мертвый, как те земли в Сибири, все эти фрики — тоже выпяливают свои накрашенные глаза с драматическими ресницами, контактные линзы противоестественных цветов, с вертикальными змеиными зрачками или вовсе без зрачков. Бал у сатаны — и на нем я оказываюсь уродом.

— Ну не знаааю... — тянет девица с загорелым дочерна лицом, покрытым узором белых наколок. — А чё, это от стааар’сти, что ли? Чё, укол’тый?

— Уколотый, — бурчу я.

— Ну не знаааю... — повторяет она. — У нас аднарааз’вава аабааруд’ваниия неету. Ты ж з’рааазный ньбось.

— Идиотка! Это не заразно! И хватит на меня пялиться, вы все!