Дмитрий Глуховский - Будущее

— Иди сюда!

— Я?

— Живо! Приподними его, так чтобы лицо было над водой!

— Что?!

— Я говорю, приподними его! Вот тут, подхвати его вот тут!

— Я не буду к нему прикасаться! Он мертвый!

— Послушай меня, дебил! Его еще можно спасти! Я пытаюсь его реанимировать!

— Я не буду!

— Будешь, гад! Это приказ!

— Помогите!

Он рыбкой бросается в трубу, и я остаюсь с Фредом один на один. Пересиливаю себя, прижимаю свой рот к его рту, съеживаю язык — вдыхаю!

Отнимаю губы, размахиваюсь — луплю его по сочленению ребер. И снова вдуваю в него воздух.

Удар! Выдох! Удар! Выдох! Удар!

Как узнать, что я все делаю правильно? Как узнать, что у меня еще есть шанс? Как узнать, сколько времени он провел с легкими, полными воды? Выдох!

Как узнать, спряталось ли его сознание в каком-то дальнем закутке отрезанного от кислорода мозга и беззвучно кричит мне «Я тут!», или он уже давно сдох, и я воюю с куском мяса?

Удар!

Выдох!

Подтягиваю его, подкладываю ему руку под голову, чтобы вода не заливалась обратно.

— Хватит ерзать! Хватит, сука, ерзать! Удар! Выдох!

Он должен ожить!

— Дыши давай!

Фред не хочет оживать. Но чем дольше он не просыпается, тем больше я завожусь, тем отчаянней молочу его по сердцу, тем яростней вдыхаю в него свой воздух. Не хочу признаться себе, что не могу его спасти.

Удар!

Как быть уверенным, что я все делаю правильно? Выдох!

Он не движется. Не моргает, не откашливается, не блюет водой, не глядит на меня ошарашенно, не выслушивает недоверчиво мои объяснения, не благодарит за спасение. Наверное, я сломал ему все ребра, порвал легкие, но он все равно ничего не чувствует.

— Давай так... Давай договоримся... Последний удар! Последний вдох!

Чудо!

Ну! Чудо?!

Он чуть колышется...

Нет. Опять просится в воду.

Я опускаю руки.

Фред смотрит вверх. Мне бы хотелось сказать ему, что его душа сейчас где-то там, на небе, где блуждает его взгляд. Так говорили о покойниках пятьсот лет назад. Но я не хочу ему врать: душой Фред, как и все мы, не пользовался, да и небо над его болтающейся головой — все равно нарисованное.

— Слабак! — говорю я ему вместо этого. — Гребаный слабак! Удар! Удар!

Удар!!!

— Отойдите от него, — произносит у меня за спиной строгий голос. — Он умер.

Оборачиваюсь: двое в белых гидрокостюмах с логотипом «Источника». Секьюрити.

— Я пытаюсь реанимировать его!

Фред сползает с сиденья, плюхается лицом в воду.

— Успокойтесь, — говорит охранник. — Вам нужна психологическая помощь. Как вас зовут?

Они извлекают откуда-то сетчатый продолговатый мешок — белый с пестрыми полосками по бокам, разворачивают его под водой и очень ловко загоняют в него Фреда. Застегивают парня с головой в мешке. Получается что-то вроде разноцветной надувной колбасы для купания.

— Как вас зовут? — повторяет охранник. — Возможно, будут искать свидетелей.

— Ортнер, — улыбаюсь я. — Николас Ортнер Двадцать Один Ка.

— Мы надеемся, что вы не станете распространять информацию о том, что видели, господин Ортнер, — говорит секьюрити. — «Источник» очень щепетильно относится к своей репутации, и наши юристы...

— Не волнуйтесь, — отвечаю я. — Вы обо мне больше не услышите.

Один из охранников ныряет в трубу, другой приподнимает Фреда-колбасу и отправляет его в последнее плавание, а потом замыкает траурную процессию. Я слежу за ним. В бассейне уровнем ниже разноцветный мешок еще вызывает страх, двумя уровнями ниже — брезгливость, тремя — любопытство, четырьмя — он уже никому не интересен.

Я отцепляю взгляд от Фреда, откидываюсь на бортик чаши. Мне надо убираться отсюда, но я выжидаю. Пусть охранники дотолкают его уже до выхода, не хочу больше встречаться ни с ними, ни с утопленником. Закрываю глаза, пытаюсь перевести дыхание.

Чувствую себя выжатым, глупым, беспомощным. Зачем ты это сделал?! Зачем пытался откачать его? Почему не сбежал или не сплавил труп дальше? Перед кем решил покрасоваться? Что хотел себе доказать?!

Еле дождавшись, пока развеселый мешок и его конвоиры скроются из виду, я бросаюсь вниз. Случайно бьюсь ногой о бортик и рад боли. Мне хочется ударить себя. Хочется разбить себе свою тупую башку.

По дороге домой я не могу избавиться от мыслей о Фреде: как его угораздило помереть? При средней продолжительности жизни лет в семьдесят умирать не так обидно. Но если эта продолжительность стремится к бесконечности, да и приземляют-то статистику только такие вот неудачники, как этот...