Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет

– Если я расскажу – ты не станешь слушать. А послушать надо. Завтра в восемь. Потерпи, милый!

Она поцеловала меня в лоб, как старшая, и тихонько вздохнула. Она вообще последние дни обращалась со мной, как старшая, словно тот, маленький, еще не родившийся, давал ей на это право.

И вот утром я слышу по радио знакомый и в то же время незнакомый, измененный записью голос Марата:

– Дорогие друзья! Начну с того, чем надо было бы кончить. Но это сейчас главное. Сбросьте племени с вертолета еще пластмассовой посуды. Поскорее. Лучше – завтра. В основном – миски, чашки, ведра. И как можно больше. Я обещал им, что попрошу вас об этом и что только об этом и буду с вами говорить. Поэтому передача будет сравнительно короткой – не сетуйте. Мне пока не доверяют, и один я почти не остаюсь.

Отношение к нам резко враждебное. Сила легенды страшно велика. Когда я сказал, что мы – не те, кто в древности уничтожил племя, – мне не поверили, как не верят и нашим радиопередачам. Старики сказали: “Если даже и не вы – то ваши братья. А это все равно, что вы”. Слишком уж похоже описание внешности. Ведь легенда жила веками – этого не вытравишь.

Старейшие решили сохранить мне жизнь только после того, как я сказал, что поссорился со своим племенем и пришел к ним насовсем. Они, оказывается, всегда охотно принимали беглецов из других племен. Это давняя традиция, порожденная, видимо, малочисленностью ра и стремлением выжить во что бы то ни стало. Но они предупредили меня, что чужак, вновь покинувший их племя, по существу, приговорен к смерти. Ра все равно выследят и убьют его, ибо такой человек опасней для них, чем целая толпа врагов. Он слишком много знает. А враг не должен знать о тебе много – это одна из основных заповедей племени.

Сегодня я осторожно сказал, что в моем племени осталось несколько родичей (им это понятнее, чем друзья), которые сочувствовали мне и с которыми я не ссорился.

Старейшие немедленно решили извлечь из этого пользу – не могут ли родичи сбросить с неба немного посуды? Племя готово направить к ним своих гонцов с подарками.

Кажется, я совершил ошибку – сказал, что гонцы не нужны, что я свяжусь с родичами по воздуху. Мне не поверили – усмешки были очень красноречивы. Да и гонцы были бы полезны нам – это ведь дополнительные контакты. Но все это я сообразил потом – слишком я не дипломат. Однако отступать уже нельзя, и сейчас племя знает, что я разговариваю с родичами по воздуху. Наверняка не верят в это, но хоть делают вид, что верят, – и то ладно.

Наши миски и чашки здесь очень понравились. Назначение их было понято сразу же и точно – с первого объяснения. Но к мешкам с посудой ра не притрагивались до тех пор, пока я не раскрыл их и не сказал, что я же их и сбросил – как подарок племени перед своим бегством к нему.

“Посудой” для воды здесь служат мешки из шкур. Гончарного производства ра не знают. И я боюсь браться за создание гончарного стола – сам в этом не силен. Да и нужно ли? Пусть сразу привыкают к пластмассе.

Взяли они с меня слово, что я женюсь, как только познакомлюсь с девушками племени и выберу ту, которая мне по нраву.

Старики рассудили здраво: если пришел насовсем – как же не жениться на местной девушке?

Впрочем, если быть точным, речь шла не о девушке, а о девушках. Мне не были обозначены жесткие количественные рамки. Как понял я позже, это означало, что с первого же серьезного разговора старейшины предоставили мне гражданские права, равные с правами всех остальных мужчин-ра.

По-моему, интересуют старейшин тут не столько мои удобства, сколько потомство. Забота о численном росте, как вы, наверное, уже догадались, – главная забота племени.

Видимо, в связи с этим предстоящим выбором любопытство женского пола по отношению ко мне – совершенно откровенное. Разглядывают, как жирафу в зоопарке. Мужчины, как и везде, менее любопытны.

В то же время старики сочли здравой и мою мысль о том, что у нашего племени можно кое-чему поучиться. Они всегда учились у своих врагов, и это часто выручало племя во время бедствий. Не прочь учиться и у нас. Просто ничего не понимают. И будут рады, если я им что-то объясню. Особенно их интересует ферма. В частности, коровы, которых они называют ленивыми оленями. Почему эти животные слушаются нас? Знаем ли мы язык этих животных? Почему мы их не убиваем? Зачем ставим невидимые стены там, где они пасутся? Могу ли я научить охотников проходить через эти стены и приносить племени побольше мяса?