Эрик Рассел - Неспешиты

Затем он позвонил Нолану, Хоффнэглу и Ромеро, трем специалистам по контакту:

- Готовьте ваши таблицы.

- По инструкции, - напомнил о себе Пэскью, - до тех пор, пока контакт не состоялся и не доказано, что чужаки настроены дружественно или, по крайней мере, невраждебно, командир должен осуществлять полный контроль за своим кораблем.

- К черту инструкции, сейчас не тот случай, - резко оборвал его Лейф. - Меня интересует поезд. По-моему, уже пора хоть в чем-то определиться. Решайте сами, идете вы или нет.

- Четырнадцать поселков вдалеке, - вмешался откуда-то со своей высоты Огилви. - И все в них так торопятся, что можно умереть со скуки, глядя на них. Держу курс на город на горизонте.

С кипами цветных таблиц в руках явились специалисты по контакту. Они были без оружия - им единственным запрещалось его ношение. Этот запрет основывался на теории, по которой явная беспомощность порождает доверие. В большинстве случаев она находила оправдание, и контактеры оставались живы. Время от времени она не срабатывала, и жертвы получали всего лишь достойное погребение.

- А нам как? - посмотрев на вновь прибывших, спросил Уолтерсон. Возьмем оружие?

- Рискнем выйти без него, - решился Лейф. - Раса, достаточно разумная, чтобы разъезжать на поездах, должна четко представлять, что произойдет, если она только попытается тронуть нас. Пока мы будем вести переговоры, орудия корабля будут держать их на прицеле.

- Я не полагаюсь на их способность размышлять, как это понимаем мы, - заметил Пэскью. - За всей их показной цивилизованностью может скрываться самый коварный нрав в системах с этой стороны Сириуса. - Он ухмыльнулся и добавил: - Но я доверяю своим ногам. Если эти неспешиты что-то и задумают, я успею превратиться в легкое облачко пыли в лучах заходящего солнца раньше; чем они что-либо предпримут.

Лейф улыбнулся, и они пошли к главному выходу. У каждого иллюминатора толпились люди, наблюдавшие за их спуском по склону к дороге.

Орудийные расчеты в башнях, хотя и были приведены в состояние полной боевой готовности, тем не менее прекрасно сознавали, что нельзя палить во время переговоров из-за риска попасть как в чужих, так и в своих. Но в случае необходимости они могли нарушить этот нейтралитет, разрушив пути впереди и сзади поезда, изолируя его для дальнейшей обработки. На все остальное время им отводилась роль устрашения. Несмотря на отсутствие всякой видимой угрозы со стороны этого мира, среди старых членов экипажа существовали определенные опасения. Прежде мирная обстановка не раз обманывала людей, и они остерегались какого-нибудь подвоха.

Шестерка добралась до железной дороги приблизительно в двухстах метрах от поезда и теперь повернула прямо к нему. Они уже видели машиниста, сидевшего в кабине за панелью из стеклоподобного материала. Его большие желтые глаза напряженно смотрели прямо перед собой, малиновое лицо было лишено всякого выражения, обе руки лежали на рычагах. Полдюжины пришельцев на путях не производили на него никакого впечатления, он даже не шевельнулся.

Лейф первым подошел к двери кабины - и встретился с неразрешимой проблемой номер один. Он взялся за ручку, распахнул дверь и с располагающей улыбкой дружески произнес:

- Здравствуйте!

Машинист не ответил. Но его зрачки стали перемещаться к краям глаз, а поезд продолжал двигаться по рельсам в том же темпе, так что Лейф едва не выпустил ручку двери. Чтобы сохранить равновесие, ему пришлось сделать шаг. Когда зрачки машиниста уже были в углах глаз, Лейф вынужден был сделать второй шаг.

Только теперь начала поворачиваться голова машиниста. Лейф сделал еще один шаг. Она повернулась еще немного. Еще шаг. Пятеро его товарищей старались не отставать. В действительности это было довольно трудно. Они не могли оставаться на месте и дать поезду уползти, и не могли идти нормально, не обгоняя его. В итоге получалось нелепое движение в рваном ритме: с маленькими шажками и длинными паузами.

Когда голова машиниста повернулась уже наполовину, длинные пальцы его правой руки начали отпускать ручку рычага. В это же нескончаемо долгое мгновение рычаг пришел в движение. Машинист несомненно что-то предпринимал. Неожиданно оказавшись в чрезвычайной ситуации, он лихорадочно искал выход из нее.

Все еще держась за дверь, Лейф продвигался вместе с поездом. Остальные тоже вышагивали рядом с ним, соблюдая паузы. На лице Пэскью читалась почтительность человека, вынужденного присутствовать на похоронах своего богатого дядюшки, который перед смертью вычеркнул его из завещания. Воображение подсказывало Лейфу, какие скабрезные шутки в их сторону отпускали наблюдавшие все это из корабля.