Уильям Бартон - Бунт обреченных

— А что бы стало с хруффами? Где бы они стали жить!

Моя подруга изумленно хмыкнула:

— Здесь, мой друг, и больше нигде. Когда пришли синоты, Ханак был уже довольно старым городом. У нас имелось оружие из стали и города из камня, наши самцы-животные, наша дичь и урожай, который надо было собирать. Своими чувствительными щупальцами она погладила спину Всата, наблюдая, как тот пошевелился. — Чего еще желать?

Я показал на небо: — Люди тоже имели все это, когда на нашу планету вторглись вы.

— Саанаэ тоже.

— А что ты чувствуешь по отношению к ксуитянам?

— А что я могу чувствовать? Несколько сотен их осталось в живых. Может, когда-нибудь они выйдут с нами на охоту, пойдут в бой.

— Может, и так. — Я живо представил себе ксуитянина рядом с нашими саанаэ. Может, я бы смог завести с ним дружбу, такую, как со Шрехт или Соланж. Внезапно я вспомнил о Марше и Сэнди, ушедших в холодный мир теней.

Шрехт продолжала: — Ксуитянам нечего стыдиться. Это важнее, чем некоторые другие вещи.

«Да, это кредо солдат, только в это наемник и должен верить», — мысленно произнес я и спросил:

— Тогда почему хруффы все еще здесь?

Ответа я так и не получил.

Позднее огонь почти погас, превратившись в тлеющие красные огоньки; запах горящего масла стал гораздо слабее и перестал щекотать ноздри.

Я, скорчившись, лежал в своем спальном мешке, прижимая Сару к обнаженной груди, ее ягодицы находились у верхней части моих бедер. Руку я положил на низ живота девушки, водя пальцами по волосам лобка, спускаясь ниже, ощущая влажную поверхность и вновь возвращаясь в исходное положение.

Мы наблюдали за Шрехт и ее маленьким Всатом. Она схватила его, бросила на спину. Коричневый утенок выглядывал из-под нее, сверкая глазами и тихо поскуливал: «Борк, борк, борк». Между ними собиралось что-то, похожее на кровавую пену.

Я раздвинул ноги Сары, подался вперед и провел членом по ее влажному лону.

— Борк!

Всат крикнул, внезапно забился под тяжестью тела жены, а она зарычала, словно рассерженная тигрица, вжимаясь в тело супруга.

— Борк! — крик Всата сменился раздраженным бормотанием «ворк, ворк, ворк», издаваемым другими самцами.

Я чувствовал, как Сара трясется, пытаясь заглушить хихиканье, и прижимает руку ко рту.

— Шш, ты мешаешь им, — предостерег я подругу- Я не могу сдержаться, Ати. Они так смешно смотрятся…

Шрехт забилась, затем мы услышали приглушенное «борк» Всата, и пара успокоилась.

На Хруффе наступила еще одна ночь. Ее мы провели в горах, на высоком плато, недалеко от теплого, пенистого экваториального моря. Ночной ветер пьянил нас дыханием лета, ароматом цветов. Этот запах был мне абсолютно незнаком — резкий, кисло-сладкий, не сравнимый с запахом любых, самых изысканных духов, произведенных человеком. Я, Шрехт и несколько других хруффов с эмблемами, нарисованными на телах, — очевидно, солдаты и офицеры ее подразделения — стояли на краю черной пропасти. Над созданием этого каньона природа трудилась несколько веков, но он казался выдолбленным из камня чьей-то искусной рукой. При солнечном свете это место, должно быть, выглядит просто великолепно.

Цвайрог и Сара остались в лагере, хотя на такие прогулки мы обычно с собой брали и их, и самцов.

Но сегодня мы ушли одни, одни солдаты.

Над головой сверкали звезды, их свет был ярок и напоминал трассирующие пули, собранные в одной части неба. В другой их оказалось почему-то меньше.

Хруфф находится в отдалении от нашей галактики, поэтому Млечный путь, расплываясь по всему небу, теряет свою форму. Как бы компенсируя этот недостаток, появляется галактическое ядро — большое скопление ярких звезд, будто нарисованных на непроглядном черном небе.

Шрехт стояла рядом со мной. Тишину нарушал лишь Шепот ветра, несший с собой слабый запах хруффьей чешуи. Остальные ее соплеменники расположились позади нас, почти дыша нам в затылки, едва не сталкивая нас с обрыва.

В глубине каньона царила настоящая непроглядная тьма. Слышался лишь отдаленный глухой ропот — ветер бился о стены.

— Хорошо, — прервал я молчание, — очень красиво… Итак, кто теперь объяснит нам, зачем мы здесь? — Сара очень огорчилась, когда Шрехт заявила о своем намерении совершить прогулку без них.

Цвайрог заметно изменилась, ее протестующее грохотание внезапно оборвала подруга, которая сделала непонятный мне жест.

Одна из хруффов забормотала что-то, приводя меня в отчаяние — у нее не имелось транслятора.