Владислав Виногоров - Повстанец

Мужчина и женщина средних лет посмотрели на меня с плохо скрываемым любопытством и тут же принялись приседать в реверансах перед медсестричкой. Так как она сама только и ждала момента, когда сбагрит меня, то прощания получились короткими. Ее это вполне устроило. Меня тоже. А вот «новые родители» все порывались отблагодарить эту нимфоманку. Я с громадным трудом поборол соблазн наябедничать относительно «курса молодого бойца» в плане секса. Не хватало еще в стукачи записаться. Так или иначе, мы остались втроем. Интересно, что теперь положено делать? Отродясь не влипал в подобные ситуации. Конечно, браво вытянуться во фрунт и доложиться по полной форме можно, но как на это отреагируют? Может, засмеются? А может, и нет. Только выглядеть это будет глупо. Трогательно, но глупо. Так что будем вести себя естественно: насупимся и подождем развития событий. А если ничего не будет происходить слишком продолжительное время — возьмем инициативу в свои руки. Мне, к сожалению, не привыкать. Но надоело… Инициативу брать в свои руки, однако, не пришлось. Мужчина откашлялся, посмотрел на меня сквозь очки и произнес:

— Я — Алус, моя жена — Салус. Можешь называть нас по именам, а можешь мамой и папой. Как тебе больше нравится, Санис?

— Не знаю, — честно ответил я. Как-то не задумывался над этим вопросом. А действительно, как мне их называть? Мамой и папой — язык не поворачивается, а по именам… как-то не очень прилично… или прилично? А, черт с ним! — Можно я через пару дней определюсь?

— Как скажешь, — ответила за мужа Салус. — А пока нам надо домой. Поехали?

Я согласно кивнул, позволил взять себя за руку и последовал за «новыми родителями» из здания вокзала на небольшую привокзальную площадь, обсаженную вековыми тополями и липами. Горячий ветер тут же ударил мне в лицо и, кроме пригоршни пыли, бросил в глаза сотни пушинок тополя: эти проклятые деревья вовсю цвели. Я с ужасом посмотрел на громадное количество тополиного пуха, катаемого ветром по площади, и инстинктивно крепче сжал ладонь приемной матери. Только пуха мне сейчас и не хватало! С детства эту мерзость ненавижу. В Столице уже давно эту гадость всю вырубили под корень, а здесь… Да-а-а-а, явно не центр мира. Но и здесь люди живут. Глядишь, и я выживу… А потом стану большим и страшным и повырублю тополя по всей стране. Все до единого. Интересно, а количество благодарных превысит количество «защитников природы»? Было бы недурственно провести эксперимент. В самом деле вырубить к чертовой матери эту дрянь и посмотреть, на сколько уменьшится количество умерших астматиков и прочего больного люда в период цветения тополей? Или не уменьшится? А какое мне до этого дело? Главное, что я больше не буду ходить с красными глазами и заложенным носом и курить пачками, чтобы хоть как-то заглушить вкус вездесущего пуха. Курить… Думаю, что ближайшие несколько лет мне это не угрожает. Вряд ли у этих людей, которые теперь по иронии судьбы называются моими родителями, заведено давать сигарету восьмилетнему сопляку. Впрочем, я и не такое видал, но сомнительно.

Пока я боролся с пухом, мы подошли к подержанной малолитражке, и Алус отпер двери. Я сразу же рванулся в салон, чтобы спрятаться от вездесущего пуха. Приемные родители, видимо, решили, что мне просто нравятся автомобили, и, переглянувшись, заняли свои места на передних сиденьях. Несколько секунд чиханья изношенным двигателем — и малолитражка все-таки тронулась, а я уставился в окно.

Городок, как я и ожидал, изменился слабо. Кое-где, конечно, появилось что-то новенькое, кое-где убавилось что-то старое, но в целом все осталось так же, как и десять лет назад. Есть такие места на Земле, где ничего не меняется десятилетиями, а может, и столетиями. Все те же улочки с отвратительным покрытием, пыльные и частично разбитые тротуары, герань за стеклами окон, маленькие грязноватые магазинчики с вечно сонными продавщицами… Правда, если сюда что-то врывается, то от былого спокойствия не остается и следа. Но Городок пощадили события последнего времени, как щадили и раньше. Жалко ведь ломать что-то, что кажется незыблемым. И мне тоже, признаться, очень не хочется ломать сложившиеся много лет назад устои Городка.

— Ты когда-нибудь бывал в Городке, — решил завязать разговор Алус. Я только собрался сказать, что неоднократно, но вовремя прикусил язык. Да когда же это мучение закончится?

— Нет, но мне тут нравится… Вот только тополиный пух — это ужасно!