Лариса Петровичева - Следы на воде

Как говорится, тут и сел печник. Звук моей отпавшей челюсти услыхали, должно быть, на другом конце города. Серапион хочет пристроить Анну в епархии? Поп за ведьму заступается? Ну все, ребятки, это, похоже, рак на горе свистнул, слон яйца снес и все куры в теплые края подались, от нашей церкви подальше.

— А то ее в секту затянут, — продолжал Серапион. — Или атеисты эти поганые обработают. Мормоны-масоны… Нет уж, такие ведьмы должны быть с нами.

Я демонстративно поковырял в ухе.

— Что-то слышу плохо. Анну к нам?

Серапион посмотрел на меня очень выразительно, словно хотел показать, как не любит глухих и тупых.

— Вот именно. Уже сейчас говорят, что в деле Трубникова замешана ведьма. А удостоверение епархиального служащего все эти рты заткнет. Разве ты сам об этом не думал?

— Думал, — признался я. — Но не об этом.

Все-таки быть Серапиону через пару-тройку лет митрополитом, с такой-то хитростью. По всему выходит, что Анна невероятный, редкостный талант, ходячая магическая бомба, и лучше держать эту бомбу при себе, не дожидаясь, когда идеологический противник сбросит ее тебе на голову. Умница. Восхищаюсь. Жаль только, что ум он бережет и употребляет в делах редко.

Серапион разлил по стаканам остатки водки, собираясь предложить новый тост — вероятно, за прогрессивное сотрудничество параномов и церкви — но тут дверь распахнулась натуральным образом с пинка, и в кабинет ворвалась Мила, растрепанная, с покрасневшим лицом и мокрыми глазами.

— Шеф… — пролепетала она. — Ульяна Ярославцева, ее… убили.

И Мила разрыдалась.

Тело Ульяны покоилось на койке, руки трупа аккуратно были сложены на груди. Сдавленно вскрикнув, Серапион вцепился в мое плечо.

Всмотревшись в небольшой круглый предмет на полу возле стены, я почувствовал, как недавно выпитое резко запросилось на выход — это оказалась отсеченная голова сектантки, и страннее всего была написанная на лице самая настоящая радость. Восторг. Блаженство.

— Аскольд, — прошептал я. — Мне больно.

— Кто… — Серапион, судя по голосу, пребывал в панике. — Господь великий и всемогущий… какая жестокость…

Кое-как я вывел его в коридор, где Серапион привалился к стене и закрыл лицо ладонями. Широкие плечи моего начальника сотрясались от рыданий, и я не знал, что потрясло его больше: то, что в самом сердце епархиального следственного отдела совершено жестокостью и наглостью преступление или то, что Ульяна, по всей видимости, счастлива была принять такую смерть.

Епархиальные эксперты выяснили, что Ульяна скончалась четверть часа назад. Тело обнаружил охранник, который увидел, что показания счетчиков температуры подпрыгнули в камере сектантки до критической отметки — он решил, что девица умудрилась сохранить при обыске зажигалку и теперь что-то запалила, намереваясь улизнуть под крики о пожаре. Однако данные счетчиков очень быстро вернулись к норме, а в камере доблестный страж нашел труп, отсеченную голову и сломанный меч, орудие преступления.

Сейчас меч лежал на Серапионовом столе в пластиковом пакете для улик. Сам Серапион, совершенно трезвый и внешне абсолютно спокойный, просматривал записи камер наблюдения. Я представлял себе, что у него творится на душе (сам ощущал примерно то же омерзительное чувство удивления и собственной беспомощности), и к удивлению своему понимал, что почти горжусь им. Отлично держится, мерзавец; вспышка истерики в коридоре была всего лишь секундным проявлением слабости, после которого отец Серапион моментально мобилизовался и пошагал работать с равнодушием автомата.

— Ничего, — заключил он, нажав на кнопку пульта и вырубив видеомагнитофон. — В камеру никто не входил.

Я криво усмехнутся.

— Похоже, Ульяну убил призрак.

— Похоже, — неожиданно согласился Серапион. — Незримо прошел мимо камер, отсек девочке голову, бросил саблю и был таков. Это, по-твоему, я должен сказать ее родителям и прессе?

Я пожал плечами.

— Не знаю. И потом, не мне учить тебя прятать концы в воду.

— Шутник, — проронил Серапион без улыбки. — А умнее идеи есть?

Я покосился на пакет для улик и брякнул:

— А это не сабля, Ася. Это катана.

Серапион хмыкнул и спросил по-китайски:

— И Ху Ли? — затем полюбовался на мою вытянувшуюся рожу и перевел: — Ну и что?

— Ничего. Так, для общего развития.

Серапион устроился в кресле поудобнее и вынул из пачки сигарету.

— Ладно, — вздохнул он, демонстрируя безграничное терпение и смирение. — Валяй, рассказывай.