Лариса Петровичева - Следы на воде

— Серафима Климович только что пришла в сознание, — порадовал меня Серапион. — Врач оптимистичен. Что там с Кильдей?

— Порядок, — ответил я, глядя на Юлию в упор. — Она не ведьма, дело можно закрывать.

— Молодец, — ухмыльнулся Серапион. — Мастерство не проболел.

Что верно, то верно.

Юлия сидела неподвижно и смотрела с таким изумлением, будто перед нею был пришелец.

— Вы все еще здесь? — поинтересовался я. — По идее, должны бы уже убегать.

Она нервно сглотнула.

— В чем подвох? Ваша бригада ждет меня у выхода?

Я покачал головой.

— Царское слово тверже гороха. Сима ожила — я вас отпускаю. Все по-честному.

— У попов бывает по-честному? — недоверчиво спросила Юлия.

— Я не поп. Обычный сыскарь без претензий.

Она промолчала. Шмыгнула носом — неприятное дело простуда — встала и пошла к выходу. Сумочка, которую Юлия волокла чуть ли не по полу за лямку, напоминала собачку на поводке или же собственную хозяйку, что полчаса назад шла за мной, обреченно опустив голову.

Иногда человеку свойственно совершать необъяснимые поступки.

Не помню, кто это сказал.

Я покинул политех перед самым началом большой перемены, когда кафе стало заполняться студентами. На улице было по-настоящему жарко; я снял пиджак и, закинув его за плечо, побрел вниз по проспекту этаким беспечным парнишей. Осень неслышно движется по траве… Подумалось, что хорошо было бы уехать куда-нибудь в непролазную глушь и жить там без телевизора и календаря, исключительно по временам года. Говорят, что так живут некоторые ведьмы — просто так, сами для себя.

Впереди мелькнуло желтое пятно чьего-то платья. Я присмотрелся: не Юлия ли это. Да, ей бы быть богом. Кровь за кровь, око за око; конец Света был бы проведен ею в лучших традициях христианства. А в роли Зверя выступил бы Зимин. Или кто там еще Юлию обижал…

И тут я вспомнил об Анне. Впервые со дня выхода из тумана.

Чернявая девчонка с отрастающими рыжими корнями волос в непритязательной футболке и джинсах возникла передо мной во всех деталях, как наяву. Тонкий шрамик на виске. Деревянные бусы на шее, браслеты на запястьях. Стоптанные кроссовки. И — глаза и улыбка. Грустные и все понимающие.

Я остановился. Вытащил сигареты, закурил — дым оказался на удивление безвкусным, словно его и вовсе не было. Призрак Анны перед внутренним взором не двигался, хотя я искренне надеялся, что он растает. Исчезнет, как дым от «Союз-Аполлон Легкие», уносимый ветром.

Анна моей памяти смотрела сочувствующе. Все понять, простить и принять, несмотря ни на что. Или я виноват и перед нею тоже?

— Прости, — тихо сказал я. — Не хочу тебя видеть. Никогда.

Анна взглянула вроде бы с укоризной и поблекла, отправляясь куда-то в глубины памяти.

— Прости, — повторил я, и призрак исчез окончательно.

Все хорошо, Шато Марго, все хорошо…

В буфете епархии, куда я завернул прилично пообедать, было людно. Я потоптался на пороге, оглядывая помещение и уже собираясь уходить, как вдруг из-за одного из боковых столиков выскочил щекастый шатен и натуральным образом сгреб меня в сильные, пахнущие дорогим одеколоном объятия.

— Кирюха! Здорово, Кирюха!

— Глебец! — выдохнул я. — Ну ты и ряху отожрал, не узнать.

Глеб расплылся в радостной сияющей улыбке. Судя по всему, зарплаты ему хватало не только на стол и квартиру, но и на костюм, парфюм и отбеливание зубов.

— А я еще с утра хотел к тебе зайти, — говорил Глеб, увлекая меня под руку за свой столик, — а Мила сказала, что ты на задание ушел. Ну, как сам, рассказывай.

Он был не один; очень милая девушка в изящном платье составляла компанию молодому аналитику. Все-таки наш город это действительно большая деревня: кто бы мог подумать, что Глеб будет обедать именно с Мариной? С той самой? Интересно, Серапион в курсе?

— Марин, это мой друг Кирилл Каширин. Самый матерый следователь нашей конторы. Кирилл, это Марина, моя подруга, — тут Глеб очаровательно смутился и добавил: — Самая лучшая девушка в городе.

Я пожал протянутую мне руку и сказал, что очень рад знакомству. Марина улыбнулась — наверно, той самой особенной улыбкой, которую до сих пор вспоминает Серапион спьяну — и промолвила:

— Мне Глеб о вас много рассказывал. Как себя чувствуете?

— Восхитительно, — сказал я, усаживаясь за стол. — Только что с задания.

По лицу Марины скользнуло легкое, почти неуловимое облачко неудовольствия. Однако голос прозвучал по-прежнему, бархатисто-дружелюбно: