Дэвид Вебер - Любой ценой

– И ты убеждён, что он никак не хотел, чтобы дело зашло настолько далеко?

– Я… не настолько уверен в этом, как раньше, – медленно произнёс Ушер и Причарт выпрямилась в кресле, настойчиво глядя на него.

– Почему? Что изменилось?

– Дэнни на днях обратила моё внимание кое на что, – ответил Ушер. – Мантикорский лейтенант, покушавшийся на убийство Харрингтон три месяца назад, действовал под некой формой принуждения. Согласно доступной нам информации, он был очень близок к Харрингтон. Он работал с Харрингтон в течение достаточно долгого времени, а, судя по досье разведки флота, ближайшее окружение Харрингтон практически всегда чрезвычайно лояльно и лично предано ей. Так что какого бы сорта не было принуждение, оно должно было быть достаточно мощным, чтобы преодолеть личную преданность лейтенанта и вынудить его на совершение того, что по сути дела было самоубийством. Однако манти – чьи медицинские и судебные эксперты, признаем это, лучше наших – не смогли дать никакого объяснения тому, как именно это было проделано. Это не напоминает тебе случившееся с Гросклодом?

– Ты полагаешь, что те же люди, которые убили Гросклода – или, по крайней мере, дали Арнольду нечто, что он для этого использовал – пытались убить и Харрингтон?

– Скажем так: я сильно подозреваю, что какая бы техника ни использовалась, поступила она из одного и того же источника. После этого, так как тип я гнусный и подозрительный, мне приходит в голову, что раз уж она поступила из одного и того же источника, то очень возможно, что сделано было это для поддержки некой единой стратегии. Я допускаю возможность того, что кто-то просто продает технологию любому, кто в ней нуждается и способен заплатить, но я начинаю сомневаться, что это так. – Ушер покачал головой. – Нет, Элоиза. Здесь есть система, которую я пока что не могу понять. Но из того, что я видел, понятно, что кто бы за этим ни стоял, он не очень-то любит ни нас, ни манти.

– Так теперь ты утверждаешь, что Арнольд мог активно работать на кого-то, чтобы возобновить войну между нами и манти? – Причарт сожалела, что не могла говорить ещё недоверчивее.

– Думаю, что это возможно, – согласился Ушер. – Однако у меня всё ещё слишком много не имеющих ответа вопросов, чтобы точно предположить, зачем кому-то этого желать. Располагали ли они достаточной информацией по Болтхолу, чтобы ожидать, что мы с выгодой для них раздавим манти? В этом случае, по-видимому, основная цель – Мантикора, а мы просто слепое орудие. Или они ожидали, что манти нас раздавят, что делает нас основной целью? Или же они по неким причинам, которые я сейчас не могу предложить, просто хотели чтобы мы снова начали войну друг против друга, что делает нас обоих целью неведомой третьей силы, преследующей неведомые собственные цели?

– Господи Иисусе, Кевин! – Причарт с суеверным ужасом уставилась на него. – Это так… так… так запутанно, что даже мысль об этом вызывает у меня головную боль. Какую пользу могла извлечь некая гипотетическая третья сила, снова втравив нас в войну с Мантикорой?

– Я только что сказал, что не могу предположить, какими могли бы быть их мотивы. Если бы я мог, то я мог бы и здорово продвинуться в выяснении, кто же они такие. И вполне возможно, что вся моя теория годится только для помойки. Это может быть не более, чем мой «шпионский» опыт, заставляющий меня видеть миражи после того как мы с Дэнни испробовали все мыслимые направления. Я просто не знаю, Элоиза. Но что я действительно знаю – все мои инстинкты говорят мне, что всё, с чем мы до сих пор столкнулись, является просто верхушкой айсберга.

– Всем доброе утро, – сказала Элоиза Причарт, бодро входя в залитый солнцем зал.

Зал для совещаний кабинета министров находился в восточном крыле официальной резиденции президента и поток утреннего света, заливавший его сквозь огромные окна, мерцал на драгоценном полированном столе, инкрустированном полудюжиной различных экзотических сортов дерева. Толстый ковёр из натуральных волокон походил на глубокую заводь кобальтово-синей воды с плывущим по нему подобно золотому отражению президентским гербом. Все кресла, за исключением собственного кресла Причарт, были обтянуты чёрной тканью; её кресло имело тот же цвет, что и ковёр, со спинкой, украшенной гербом президента. Бокалы и драгоценные хрустальные графины с холодной водой стояли около каждого места, а видеокамеры на крыше здания транслировали на внутренних «умных» стенах зала панораму утреннего Нового Парижа.