Морис Ренар: Туманный день

- Нет, я не двигаюсь... Мы сделаем доклад. Определение: полный мрак, но белесый, тускло-белого цвета... А1 Смотрите, кажется, светлеет!

- Да, начинает светлеть.

И в самом деле неосязаемая вата, окутавшая нас, окрасилась намеком на зарю. Слабый свет, трепеща, уже расползался в ней, по прозрачность еще не возвращалась.

Я увидел прежде всего тень Флери-Мора, который постепенно материализовался. Мой коллега удивлялся:

- О черт! Где?.. Что такое?.. И все-таки я уверен, что остановился на тропинке...

- Ну? - встревоженпо спросил я.

- И что это за красный песок у меня под ногами?

- Мы, вероятно, сбились с дороги.

- Сбились с дороги? Где? Каким образом? Откуда здесь этот красный песок? С каких пор?

- Может быть, что действие соленого тумана... Флери наклонился, разглядывая красный песок.

- Вот и ветер поднимается, - заметил я, Он быстро выпрямился.

- Что вы говорите?

- Я сказал, что ветер поднимается. Разве вы не слышите его шум в сосняке?

- А разве вы не видите, что туман неподвижен и, влачит, ветра нет и не может быть?

- Но вы вслушайтесь.

- Да, но этот шум... шум ветра... он идет справа...

- Ну, так что же?

- Справа сосен нет! Это не шум ветра,

- А что же тогда?

- Сейчас мы узнаем. Этот проклятый туман рассеивается.

Освещенность усиливалась с какими-то утомительными колебаниями. Становилось теплее. Проступили неясные предметы: камни, пучки травы. Присмотревшись к ним, геолог вскричал:

- Смотрите!

Но тут откуда-то из непроницаемой глубины раздался резкий вопль - хриплый, свирепый трубный клич, напоминавший мне зверинцы, цирки, зоопарки...

Бледнея, мы смотрели друг на друга расширенными от ужаса глазами, осененные одной и той же невероятной догадкой.

Испуг не помешал Флери упрямо прошептать:

- Вы ботаник - рассмотрите-ка получше эти травы! Но, охваченный инстинктом самосохранения, я сдерживал лишь судорожный порыв к бегству. Мне захотелось умчаться отсюда, бежать, бежать без оглядки. Флери удержал меня.

- Стойте на месте, ради всего святого стойте! Я не знаю точно, где мы находимся... Обрыв должен быть где-то здесь, совсем близко. Вы можете упасть. И потом, - прибавил он повелительно, - вспомните, кто вы, черт возьми! Подумайте о своем звании. Мы должны благословлять то, что с нами происходит. Мы обязаны достойно провести наблюдения! И сказать только, что все это кончится лишь докладом в той или иной секции института!

Эта нотация вернула мне хладнокровие.

- Согласен, - сказал я. - Но согласитесь и вы, что можно же потерять рассудок, увидев посреди Шампани тропические травы и услышав...

- Погодите! - прервал он, протянув руку в направлении предполагаемого обрыва. - Вот что вы считаете ветром!

- Оно усиливается... Это не ветер!

- Я вам не подсказывал.

- Это шум реки... или потока... большой реки...

- Внимание! Вот что-то новое, Шантерен! Дрожащий свет все усиливался. Стала различимой суживающаяся кверху качающаяся колонна, за нею еще и еще... Однако предметы не выходили из туманной дымки, а проступали карандашными набросками. Казалось, они созданы из тумана. И самый шум реки представлялся звуком, присущим туману, как присущей ему представлялась и теплая свежесть со смолистым запахом.

- Ах, Шантерен! Дерево! Там!

- Боже мои!..

Вершина колонны <����роступила из небытия. Это был пучок листьев. Перед нами выросла пальма. Мы видели ее в неверном, трепещущем свете, как в колеблющемся мареве. За нею возникала целая пальмовая роща, колеблемая теми же волнами.

Так пляшут отражения в воде у берега. Все, что мы видели вокруг себя, трепетало и переливалось. К тому же происходило -постоянное чередование света и тени. Я заметил, что и смолистый запах усиливается волнами, как толчками, подчинявшимися фантастическому всеобщему ритму; возрастает теплота. Все эти ритмы совпадали.

Однако по мере того как становилось светлее, они сглаживались. Местность проступала, как изображение на экране, когда его наводят на фокус при колеблющемся освещении. Любителям фотографии легче понять сравнение с изображением, появляющимся на бумаге, покачиваемой в ванночке с проявителем. С каждой секундой невероятный пейзаж становился яснее, прочнее, глубже. Круг - вернее, цилиндр - видимости достигал уже шагов двадцать в радиусе, когда ФлериМор сделал вывод:

- Это мираж, как в пустыне. Только мираж особенный, он охватывает нас; дает не просто иллюзию оазиса над озером вдали, а иллюзию того, что мы находимся где-то в Африке или еще где-нибудь.