Джек Вэнс - Станция Араминта

— Она была замешана в серии чудовищных преступлений, который привлекли внимание ИПКЦ. Они, возможно, даже вызовут вас, чтобы подтвердить кое-какие ее утверждения. Или могут обратиться в свой местный филиал, которым является Бюро В.

— Это определенно ни в коей мере не касается меня, — заверил мастер Флорест и, повернувшись к леди Дорне продолжил свой разговор.

Тисия, которая уже высказала свое замечание по поводу костюма Глауена, резким голосом спросила:

— Ты лезешь вон из кожи, чтобы поставить в неудобное положение нашего местного гения или я ошибаюсь?

— Ошибаешься. Мне вполне уютно в моей коже.

— Эта «Орден Заа» она любовница Флореста или что-то в этом роде?

— Меня ничто не удивит. Они оба очень своеобразные люди.

— Хмм. Ты был в отъезде, да? Что-то я не припомню, чтобы за последнее время встречалась с тобой.

— Да, меня здесь не было.

— Печальные новости насчет твоего отца. И подумать только, ты нынче внештатник! И все же ты вот сидишь здесь, на Домашнем ужине, где кроме насмешек внештатникам ждать нечего.

— Ты хочешь посмеяться надо мной?

— Вообще-то, да. Но сегодня мне это будет трудно сделать, так как ты сидишь рядом со мной и постоянно отвлекаешь мое внимание.

— Я не слишком щепетилен, — заметил Глауен, — можешь смеяться, сколько твое душе угодно.

— Мне не требуется твоего разрешения, — обиделась Тисия, — я подшучиваю над кем угодно, за это меня и ценят.

— Не обращай внимания на эту маленькую дуру, — сказала Глауену Бодвин Вук, — Она уже сейчас не видит дальше собственного носа, а пройдет еще десяток лет и от нее останутся только зубы, нос и ключицы, как у ее тетушки, леди Одлис.

— Сегодня твое поведение переходит все границы, дядя Бодвин, — заметила Тисия, — Ты в своем возрасте начинаешь напоминать enfant terrible.

— Ты во всем права, Тисия, — согласился Бодвин Вук, — Я становлюсь настоящей язвой, так что твое замечание вполне справедливо. Справедливость должна быть восстановлена и внештатникам нечего делать в компании старых родственников. Глауен, у меня нет больше сил ждать, я с нетерпением хочу услышать твою историю. Давай закончим ужин в соседней комнате.

Бодвин Вук и Глауен вышли из обеденного зала. В коридоре Бодвин Вук спросил:

— У тебя нет никаких сомнений в отношении вины Флореста?

— Абсолютно.

— В таком случае, я прикажу задержать его и препроводить в тюрьму. Однако, мне придется подождать конца ужина, а то, боюсь, я нарушу понятия Тисии о порядочности. А что в отношении Кеди?

— Он предал меня, вас и Бюро. Но он испытал психический стресс, который, возможно, оказался выше его сил. Меня не покидает чувство, что он не знал, что делает. Однако, я бы предпочел, чтобы вы поступили в соответствии с собственным мнением.

— Мое мнение сформировалось, когда я сидел за обеденным столом. На самом деле, ты еще очень мягко обошелся с ним. Он нанес тебе последний удар, о котором ты еще ничего не знаешь. Когда он вернулся на станцию Араминта, он ясно и определенно убедил меня в том, что ты мертв. На основании этого, я распустил спасательную партию, которая уже должна была вылететь. Он лгал мне; я это знаю и он это знает. А ведь в данном случае стоял вопрос о твоей жизни и смерти. Я очень недоволен Кеди. Он понесет соответствующее наказание, минимум, что его ожидает, так это потеря статуса Дома Вуков.

— Сейчас он кажется намного более здоровым, чем тогда, когда был в Фексельбурге.

— Пошли доедим наш ужин и закончим разговор за едой.

Глауен и Бодвин Вук продолжили ужин в маленькой гостиной рядом с центральной галереей. Как можно короче Глауен рассказал о своем расследовании и о том, какие у него возникли трудности по ходу дела.

— Когда я сейчас сижу здесь и думаю о том, что произошло, я испытываю множество разных эмоций. Но самое сильное чувство — это облегчение от того, что все уже позади. Конечно, были и приятные моменты, например, когда мои ноги коснулись земли под окном Семинарии. И вот сегодня, когда я смотрел на сидящих напротив меня за столом Кеди и Флореста, я испытывал какое-то жестокое удовольствие.

— А теперь перейдем к более скучным деталям. Флорест запросит снисхождения. Его жертвами были только йипи, которых он рассматривал как сырой материал для своей новой артистической деятельности. Он везде признан гением, поэтому к нему нельзя будет подойти с обычными мерками. Леди Дорна поддержит такие аргументы; она его обожает и является членом Комитета Изящных искусств.