Наталья Резанова - Защитники

Йорол, свернувшаяся у ног старшей госпожи, обрадованно кивнула. Даже она поняла, что речь идет об Этуген-эхе, любимой наложнице Великого Хана. О ней вечно судачили в женских шатрах.

- А почему у нее нет стыда? - спросила она.

- Ты разве не знаешь? - Тон Гал-эхе был небрежно покровительствен. Ее первый муж погиб из-за нее...

Сама Джейн тоже попала к Каюк-хану вдовой, но ее муж честно полег в битве, и она, ни в чем не упрекая себя, могла осуждать Этуген-эхе.

- Ой, расскажи, расскажи, как это было! - не унималась Йорол. Она, как дитя, обожала слушать кровавые истории, а Джейн, честно говоря, любила из рассказывать.

- Так вот. Ее тогдашний муж был королем в Париже...

Личико Овьетты выразило недоумение.

- Это же недалеко от твоих мест. Ну, где теперь Пары-Сарай.

- А-а!

- И вот когда войска Великого Хана подошли, он, этот король, хотел договориться. И поехал к нему с дарами, и просьбами, чтоб не ходил войной на его город. А Великому Хану сказали уже, что у короля жена красивее всех... Не знаю я, кто сказал, давно это было. Может быть, пленные, а может, кто из собственных людей короля - всякое бывает... И Великий Хан, конечно, сказал королю, что не тронет его город и даст ему ярлык, если король приведет ему свою жену. А король закричал, что верные христиане не водят своих жен на блуд к язычникам. Тогда Великий Хан велел своим нукерам отрубить королю голову, а тело бросить без погребения. Париж все равно взяли и сожгли - а красивый, говорят, был город, большой... И королеву хан все равно получил.

- А что же ей было делать? Руки на себя наложить?

- Нет, конечно, это страшный грех. Но она, по крайности, могла бы вести себя попристойнее. - Джейн поджала губы.

- Ох, и жадная же она, ох, и злая! - со смаком выговорила Кунигунда точно косточку сахарную высасывала. - Уговорила Великого Хана казнить младшего брата своего прежнего мужа - что-то они там прежде не поделили. А он, между прочим, был женихом ее сестры.

- Много ты знаешь! Великий Хан и у другой ее сестры мужа казнил - он был королем в моей стране - по Маргеритиным ли наветам, своей ли волей. И хоть шепчут, что Этуген-эхе отняла у Элеоноры с Беатрисой... Ульген-эхе и Чечек, - поправилась Джейн, - мужа и жениха, что верно, то верно: сама же она их замуж за ханских родичей и выдала. Нет, Маргерита своих кровных не забывает...

- Только сейчас ей будет не до сестер, - хихикнула Хэвийн. - Есть у нее родня и поближе! Из кожи лезет, чтобы сделать своего Тарбаган-мергена главным наследником... А ведь Великий Хан уже на возрасте, и кто его знает...

- Не наше это дело, - остановила ее Гал-эхе. - Вряд ли это у нее выйдет, хоть и любимая наложница. Старшие сыновья хана уже воины, а Тарбаган-мерген еще мальчик. Конечно, Великий Хан его не обидит, даст ему пусть не ханство, так хоть хороший улус где-нибудь на Юге... Какому-то Раймонду он там ярлык дал, а тут ведь родной сын.

- Да, но кроме Тарбагана есть еще Мунхе, Алтан, Хугде... и как зовут того, который о прошлом годе родился?

- Не помню...

- Вот. Пятеро их, и Этуген-эхе не уймется, пока весь свой выводок не пристроит, потому как знает: умри сей же час Великий Хан, и ей с сыновьями не жить. Старшие наследники от своих матерей уж такого наслушались, что ей поднести удавку, а детям ее хребты поломать не поленятся...

Разговор сползал на опасную тему, и мог внушить неверные мысли глупенькой младшей жене. А кроме того, заставлял сердце Джейн ныть при вспоминании о собственном сыне, оставшемся дома, в ханстве Кельнском.

- Я сказала - не наше это дело! - прикрикнула она. - Великий Хан пока что жив и, даст Бог, проживет еще довольно. Нам перемены не нужны. Все перемены - только к худшему...

Восемь белых юрт - святилище народа. Там шаманы совершают возлияние кумысом духу Чингиза, Солбон-тенгри, Буха-нойону, Хозяйке очага и Духу-хозяину местности. Восемь юрт божествам, и девятая - хану. Ибо девять - священное число: девять дочерей у бога Солнца, девять приготовлений делают шаманы к жертвоприношению, девять отверстий у кропильницы для кумыса, девять родимых пятен определяют судьбу человека, девять проступков прощает Великий Хан своим приближенным, табун из девяти белых - верблюдов и лошадей - приводят нойоны ему в дань. Словом, каждому ясно, что число это почтенное. Еще более почтенны знамена Цаган-сульде и Хара-сульде - вместилища духа Чингиза. Оба этих знамени - черное и белое полоскались перед входом в юрту Великого Хана. Поелику шел там военный совет, и присутствие духа великого предка, чьи деяния превзошли деяния прежних богов, было как нельзя более кстати.