Илья Рясной - Охота на уродов

- Хватит - воскликнула мать, кутаясь в халат. - Она больше не будет.

Папаша вопросительно посмотрел на дочь.

- Буду, буду, буду! - закричала Кикимора.

- Вот блядь выросла! - папаша хлестнул ее по щеке, потом обреченно махнул рукой, обернулся и пошел в спальню.

Кикимора поплелась к себе в комнату, держась за больное место, упала на кровать и лежала, всхлипывая:

- Гад, гад, гад...

Папашка охаживал ее не первый раз. Конечно, обо всех ее выходках он не знал. Но того, что знал, было вполне достаточно для нервной трясучки. Еще три года назад его вызывали в милицию, уведомили, что дочурку застукали в подворотне, когда она нюхала клей с пацанами. От рук она отбивалась чем дальше, тем больше. Школу бросила. Проработала продавщицей три недели, но ее выгнали за отсутствие малейшего желания работать. А полгода назад он увидел у нее в сумке шприц и выпорол так, что она не могла две недели присесть. Ушла тогда из дома и жила в подвале дней десять. Потом заплесневела там, потянуло на нормальную еду, в домашний уют. И вернулась. Отец, осунувшийся и изнервничавшийся, ни слова не сказал ей тогда, пальцем не тронул. А мать все плакала.

Ох, как же болела задница! Ремень у отца был армейский, пригодный для таких экзекуций. И хлестал папашка со знанием дела.

- Ненавижу, ненавижу, - хлюпала она носом. Действительно, из глубин ее души поднималась мутная острая ненависть. Кикимора лежала и мечтала, что будет бить папашу ногами, а тот будет просить прощения. Убила бы... Убила...

В семье Кикимора чувствовала себя чужой. Ее злила курица-мать, которая все кудахтала, что желает ей только добра, выводил из себя раздражительный отец, приводил в бешенство сопливый мелкий братишка, все время ноющий.

Уткнувшись в мокрую подушку, она все-таки заснула. Сон был глубокий. В нем были кошмары, но утром она их не могла вспомнить. Кожа саднила, в одном месте ремень рассадил кожу до крови Она проглотила яичницу с томатами, которую приготовила мать.

- Ну и что ты дальше собираешься делать? - начала набивший оскомину разговор мать.

- А ниче, - ответила Кикимора.

- Ты о будущем думаешь?

- Да ладно, - отмахнулась Кикимора, набивая рот.

- Чем ты будешь заниматься?

- Квартиры грабить, - вдруг брякнула Кикимора.

- Дура!

- Пока, - Кикимора поднялась со стула и устремилась из квартиры.

В подвале все собрались давно. Разговор зашел о том же, о чем спрашивала Кикимору мать, - что делать дальше.

- Надо дела делать, - гундосил снова Туман. Его распирало оттого, что они являются обладателями огромного богатства - пяти стволов и нескольких коробок патронов - и не могут его употребить в дело. Наверное, так чувствует себя евнух, охраняющий гарем, падкий до женского пола и не способный ни на что.

- А если сберкассу взять, - предложил Туман.

- Какую сберкассу? - возмутился Тюрьма. - Ты с трех метров в Хорька не попал! А менты со стволами выскочат - чего ты делать будешь?

- Ты недавно ментов собирался валить, - огрызнулся не терпящий противоречий Туман.

- Я и сейчас согласен.

- Да, - задумался Туман. - Нужно потренироваться.

- Как? - не понял Тюрьма.

- Ну, грохнуть кого-то.

- Ну ты даешь, - протянул Шварц.

- Кому даю - мое дело, - кинул зло Туман. - Завалим, посмотрим, как оно, в натуре.

- А кого? - с сомнением произнес Тюрьма.

- А давайте папашу моего! - подала голос Кикимора.

- Кого? - удивился Тюрьма.

- Предка. Козел, житья не дает. Во, - она стянула джинсы и продемонстрировала исполосованный отцовским ремнем зад.

- Не. Сразу нас найдут, - отмахнулся Туман.

- Не найдут, - закапризничала Кикимора.

- Вентиль закрути, - бросил ей Туман, и Кикимора тут же послушно заткнулась. - Надо кого-то со стороны завалить.

- И кого?

- У теплоцентрали на Фруктовой бомжара живет. Его и завалим.

- А чего он тебе? - удивился Тюрьма.

- А ничего... Три года его, суку, знаю. С мамашей моей квасил и квасил. Во, - Туман ощерился, демонстрируя ряд зубов, в котором чернел провал. - Зуб, сука помойная, высадил.

- Давай лучше наваляем, - предложил Шварц.

- Наваляем... Он в два раза тебя шире. Кулак - во... Его мочить сразу надо.

Энтузиазма по этому поводу ни у кого, кроме Тумана, не возникло. Но ему, наконец, удалось уговорить корешей.

- А ты знаешь, где он? - спросил Туман.

- В восемь утра на электричку попрется, - сказал Туман. - У него в Москве точка. Милостыню просит. Я знаю его маршрут.

***

Рука, которую он держал под рубахой, вспотела. Пальцы впились в рукоятку пистолета, будто замерзли на ней, и, казалось, разморозить их уже не в силах никому.