Айзек Азимов - Космический Рейнджер

Дэвид сказал:

— Мистер Бенсон, вы говорили мне, что на ферме никто не умер, хотя едят здесь почти исключительно марсианскую пищу.

— Да.

— А во всем Марсе?

Бенсон нахмурился.

— Не знаю. Вероятно, смертей не было, иначе я бы знал об этом. Конечно, жизнь не так жестко контролируется на Марсе, как на Земле. Фермер умирает, и его обычно хоронят без всяких формальностей. И вопросов не задают. — Потом резко спросил: — Почему вы спрашиваете?

— Просто думаю, что, если это марсианская бактерия, люди на Марсе могли к ней привыкнуть. У них иммунитет.

— Гм. Неплохая идея для неспециалиста. Очень неплохая. Я подумаю над этим. — Он потянулся и потрепал Дэвида за плечо. — Идите поешьте. Новые образцы начнем испытывать завтра.

Когда Дэвид уходил, Бенсон осторожно доставал из чемоданчика тщательно упакованные и надписанные маленькие пакетики, в одном из которых могло находиться отравленное зернышко. К утру все зерна будут смолоты, каждая порция тщательно разделена на двадцать частей — одни пойдут на корм, другие — для испытаний.

К утру. Дэвид про себя улыбнулся. Где он будет к утру? И будет ли он вообще жив к утру?

Ферма под куполом спала, как гигантское доисторическое чудовище, свернувшееся на поверхности Марса. Бледно мерцала остаточная флюоресценция. В тишине стало слышно обычно незаметное низкое гудение атмосферных аппаратов: они сгущали марсианский воздух до нормального земного уровня и добавляли необходимое количество кислорода, который поступал из обширных теплиц.

Дэвид быстро перебегал от тени до тени с осторожностью, в которой не было особой необходимости. Никто не следил за ним. Когда он достиг выхода номер семнадцать, жесткая поверхность купола, находившаяся невысоко над ним, ещё более снизилась. Он задел её головой.

Дверь открылась, и Дэвид вошёл внутрь. Карманный фонарик осветил стены, контрольное табло. Никаких надписей на приборах не было, но объяснения Верзилы были достаточно точными. Дэвид нажал желтую кнопку. Слабый щелчок, пауза, затем шипение, гораздо более громкое, чем тогда, когда они выбирались на машинах. Поскольку выход был маленьким, рассчитанным на трёх-четырёх человек, а не на несколько машин, воздух уходил гораздо быстрее.

Дэвид надел маску и подождал, пока шипение совсем стихнет. Это означало, что давление снаружи и внутри уравновесилось. Тогда он нажал красную кнопку. Внешняя секция стены поднялась, и он вышел наружу.

На этот раз ему не нужно было управлять машиной. Он лег на жесткий холодный песок и подождал, пока выворачивающее наизнанку ощущение пройдёт и он привыкнет к изменению силы тяжести. На это потребовалось около двух минут. «Ещё несколько переходов, — мрачно подумал Дэвид, — и у меня будет то, что фермеры называют «гравитационными ногами».

Он встал, чтобы осмотреться, и невольно застыл в восхищении.

Впервые видел он ночное небо Марса. Звёзды те же, что видны и с Земли, и очертания созвездий привычны. Расстояние от Земли до Марса, само по себе очень большое, тем не менее совершенно незначительно по сравнению с расстояниями до ближайших звёзд. Но если положение звёзд и не изменилось, сильно изменилась их яркость.

Разреженная атмосфера Марса не затемняла их, они сверкали жестко и алмазно-ярко. Луны, конечно, не было, во всяком случае такой, как на Земле. Дэвид поискал глазами крошечные спутники Марса — Фобос и Деймос, пяти и десяти миль в диаметре — две огромных горы, летящие в космосе. Они настолько малы, что, несмотря на близость к планете, гораздо ближе к Марсу, чем Луна к Земле, — Фобос и Деймос видны не как диски, а как две ярких звезды, незнакомые земному небу. Дэвид думал, что сможет узнать их, но… вероятно, они находились по другую сторону планеты.

Низко на западном горизонте он заметил ещё кое-что и медленно повернулся в ту сторону. Это, безусловно, была самая яркая звезда в ночном небе, её сине-зеленое свечение было невыразимо прекрасно. Рядом находилась ещё одна звёздочка, желтоватая, яркая, но гораздо меньшая, чем её соседка.

Дэвиду не нужны были звёздные карты, чтобы узнать Землю и Луну — двойную «вечернюю звезду» Марса.

Он оторвал взгляд от небосвода, повернулся к невысокому скальному выступу, видневшемуся в свете фонарика, и пошёл. Верзила велел ему использовать этот выступ как ориентир. Марсианская ночь была холодна, и Дэвид с сожалением подумал о тепле марсианского солнца, находившегося в ста тридцати миллионах миль.