Николай Басов - Иномерники

Куда пойдет, как он устроится в мире, где более восьмидесяти процентов народа не могут найти себе настоящее дело? Для производства всего, что человечеству требовалось после антипотребительской революции, была задействована пятая часть из ныне живущих. Все остальное служило скорее развлечением, чем подлинной работой. Артистизм всякий, живопись, журналистика и интернет-блоггерство, многоперсонажные театральные постановки, в которых зрителей оказывалось в разы меньше, чем участников, литературно-выспренные союзы, конвенты, конференции… Социально-исследовательские и псевдонаучные объединения, туча волонтерских занятий по клубному принципу… Всякие административно-общественные корпусы, псевдочиновные союзы и президиумы… Все это было необязательным, служило лишь для замены людям настоящей работы, в таком количестве они оказывались никому не нужны. И тех, кто занимался настоящим делом, это не привлекало. Это не было и не могло быть занятием в высоком смысле, ради которого следовало бы существовать на свете.

От таких соображений не хотелось даже купаться. И как спасение, на столик у его шезлонга опустился еще один стакан. Он открыл глаза. Это была Зейнаб, очень красивая девушка из обслуги, которая бродила вокруг немногих пансионеров-пациентов в таких немыслимых купальниках-халатиках-передничках, что это наводило… Только наводило, то есть с кокетством здесь, в пансионате, все было в порядке, но не более. Потому что здесь все-таки была Азия, европейской свободой женских нравов тут и не пахло.

– Гейдар разрешил этот подпольный коктейль, – Зейнаб нависала над Ромкой на редкость симпатичной тенью. – Только вы стакан поскорее осушите, мне его унести придется, чтобы никто не увидел.

– Зей, – Ромка улыбнулся, быстро допил, передал девице стакан, который она тут же спрятала под передничек, взял в руки тот, что она принесла, – а давай я и второй допью, а ты потом еще принесешь? А то жарко сегодня.

– Вам не жарко, вы приуныли, Олегович.

– Верно.

– Вы скучаете так, что… – Девушка прыснула в свободный от стакана кулачок. – Вам компания будет в самый раз.

– Компания? – Ромка не понял.

– Вас искала женщина, хорошо сложенная. Тренированная. Только что заехала к нам, о вас спрашивала. Скоро подойдет сюда.

С выговором у Зейнаб все было отлично, вот только отрывистость фраз выдавала в ней нерусскость. Она опять непонятно рассмеялась в кулачок и исчезла, посчитав объяснения завершенными.

Ромка поднялся на ноги и увидел… Это была Гюльнара, крепенькая, как желудь. С растрепанными и еще влажными после купания волосами, в довольно вызывающем для данной местности купальнике, но ничуть этого не смущающаяся, потому что… Потому что была пилотом-иномерником и бывшим курсантом-антигравитором, которой приходилось мыться в общем душе, которой многое уже приходилось… даже проникать в мысли коллег-мужчин, и потому потрясающе уверенная в себе.

Она пробовала вытираться местным необъятным полотенцем, волочащимся за ней по разноцветным керамическим плиткам, выложенным вдоль бассейна. И улыбалась, глядя на него. Еще издали объявила:

– А ты тут загорел, молодец.

Подтащила еще шезлонг к столику, возле которого валялся Ромка, плюхнулась в него всем телом и радостно пояснила:

– Направили сюда отдыхать на две недели, представляешь? Буду валяться на солнышке и… Красота! – Последнее слово она почти отчеканила по слогам.

– Гюль, молодец, что приехала. А то я здесь совсем закис.

– Это не я приехала, меня начальство отправило, как было сказано, для восстановления сил. – Она рассмеялась. – А чего тут киснуть?

Ромка тоже улегся на свое место, глотнул свежеледяного коктейля.

– Вот поживешь тут с мое, тогда…

– С твое не получится. Я же говорю, прибыла на две недели, и только. А тебе сколько осталось? – собственно, ответ ее не интересовал. – Как тут с процедурами, по-прежнему? Я бывала тут пару раз. – Она непонятно усмехнулась. – В Дербент еще пускают экскурсии?

– Лучше расскажи, что в нашем Аркаиме делается? – больше всего на свете Ром хотел услышать новости.

Но Гюльнарка, вот ведь вредная девица, стала нудно, долго и очень по-женски рассказывать, что был у нее где-то здесь дружок, то бишь любовничек. И какой он был по-местному глупый, зато нежный и ласковый…

– Гюлька, я тебя прошу… – а вот дальше он и сказать ничего не сумел.

Потому что она уже разогналась в своих мыслях и предложила:

– Знаешь, ты посиди, а я схожу узнаю, куда мой дружок запропастился.