Николай Басов - Иномерники

По-настоящему и безо всяких видимых, заметных причин. И даже без боли. Она попросту скончалась, ушла в тот свет, который их окружал, полностью, целиком растворилась в нем, без остатка. Как вода вдруг испаряется из не очень глубокой плошки на солнышке в самый горячий полдень.

«Наташа!» – позвал ее Блез, он был почти спокоен, даже не напряжен, хотя потерял своего суггестора, и система пси вокруг его машины резко изменилась, обнажилась, сделалась щербатой, неполной… Он пробовал силой уже своего пси вернуть ее, снова сделать живой, думающей, дышащей и отвечающей на его запросы… Но это было бесполезно. И невозможно, как бы он ни старался.

А затем Гюльнара нашла то самое слепое пятно, где оранжевый свет почти не действовал на них. Она нашла и вошла в это пространство, оно показалось ей чем-то вроде облака, в которое вдруг влетает самолетик, чтобы повисеть в нем, даже продолжая свой полет. Застывать в нем Гюльнара не собиралась, жаль было набранного хода, но даже вся инерция их полета представлялась сейчас для них всего лишь застывшим, как в янтаре, покоем.

Они вошли, оба их экипажа. И Гюльнара сразу же почувствовала, как связь с другими иномерниками восстановилась. Она вновь поняла и расстроенность Блеза Катр-Бра, и ужас, смешанный с отчаянием, Чолгана, и слабость Янека Врубеля, и какую-то мокнувшую, словно газета под сильным дождем, решимость Костомарова, и странную, тихую обреченность Тойво. Он что-то заметил в Виноградовой незадолго до ее смерти, и это его сломало. Он тоже был готов вот так же истаять в оранжевом свете, через который им следовало теперь возвращаться, он был готов умереть, как бы дико это ни звучало.

А еще Гюльнара почувствовала, что в уходе Наташи было что-то необъяснимое. Словно бы она что-то сказала, и приходилось вчитываться в эти ее предсмертные ощущения, чтобы понять ее, ведь это было очень важно. Она смотрела, если так можно сказать, вслед Виноградовой и ждала, ей казалось, что она найдет эти слова, которые то ли прозвучали, то ли почудились ей… Она ждала и не могла их постигнуть.

Зато она вдруг поняла, что уход Наташи не был окончательным, она оставила здесь, в их маленьком человеческом мирке, какой-то очень странный след, словно огромный сгусток какого-то сложного, очень сложного состава пси. И из него можно было черпать, будто из озера, чистейшую воду, черпать энергию, силу, даже мужество и достоинство. Она и приложилась к этой… воде? Сначала осторожно, будто одними губами, как легкий поцелуй, которым провожают друга.

И эта очень разреженная, распыленная энергия напоила ее. Она снова была почти сильной. Насколько можно быть сильной после смерти. «Я вас вытащу», – решила она и сама не понимала, что думает и о чем хочет известить других, всех других, которые еще были с ней рядом. Она вдруг обрела уверенность, что на самом деле справится, спасет их и машины, спасет, чего бы ей это ни стоило.

Она и не заметила, как перетащила всю энергию, все чувства и пси этих людей на себя, она стала командиром в этом их положении. «Идем, сначала тихонько», – приказала она, и обе машины двинулись по ее приказу. И под ее управлением.

Никто ничего не мог понять, но сейчас она управляла и собственным параскафом, и машиной второго экипажа, будто тот был марионеткой, ведомой опытным кукловодом. Она действительно не понимала, насколько искусной и умелой сейчас оказалась.

Машины поползли назад. Сначала под испепеляющим оранжевым светом, потом быстрее, но по-прежнему так, словно бы они не имели ни теней от этого света, ни даже присутствия в нем, хотя это было очень странное и страшное чувство – не быть телесным, привычно физическим объектом, присутствующим в мире.

Гюльнара понимала, что будут еще смерти, что другие ребята так же непонятно истаивали, как Наташа, пусть и не чувствовали этого, зато она чувствовала… И это было очень плохое ощущение, она бы с радостью от него избавилась, вот только выбора у нее не было, ей следовало лишь работать до конца и, быть может, до своего конца тоже. Да, попросту приходилось тащить эти две машины на каком-то невидимом своем пси, непонятно как воедино увязав их, и надеяться, что она все же сделает это.

Силенок у нее оставалось уже немного, но она все еще почему-то черпала силу умершей Наташи и понимала: когда умрет еще кто-то, ей тоже достанется пси следующей смерти. Чем больше она испивала пси Наташи, тем настойчивее ей в голову приходила странная идея, что Наташа ей за что-то благодарна. Хотя за что же тут благодарить?