Юрий Бурносов - Право хотеть

Старков безуспешно скитался по коридорам в надежде отыскать прямое зеркало. Граф уже смекнул, что к чему, и приказал снять их и разбить, а о комнате смеха попросту забыл. Попав на склад, где хранились елочные игрушки, Старков использовал как зеркало блестящий елочный шарик и принял сферическую форму, подходящую для проникновения в маленькое круглое зеркальце, оброненное какой-то дамой при поспешном бегстве. Проплутав потусторонними лабиринтами, он добрался до зеркала трюмо в своей прихожей, которое поспешно разбил, убедившись предварительно, что истинный облик вернулся к нему. Лишь кое-где на теле остались следы снежинок от елочного шарика.

Совсем без последствий, однако, не обошлось. Прежде всего Старков обнаружил, что в доме скисло все молоко. Газ на кухне горел зеленым пламенем вместо голубого, а любимые Старковым прежде соленые огурчики теперь почему-то вызывали у него отвращение. Обжегшись о холодное фамильное дедушкино серебро (дедушка был графом), Старков не на шутку струхнул, а когда обнаружил, что уже не отражается в зеркале, понял, что стал черным магом.

Потапыч на это пренебрежительно заметил:

— Это ничего, это даже хорошо. Белые маги, они только фокусы и умеют показывать.

Прошло два дня. Старков лежал в ванне, листая объемистый трактат Луга Девятирукого, когда в дверь позвонили. Старков с неохотой вылез из воды, завернулся в мохнатое полотенце и пошел открывать.

На пороге, в окружении родных и близких, стоял граф Дракула собственной персоной. Был он бледный и осунувшийся, под глазами его набрякли круги. Левая рука графа, сжатая гипсовым лубком, беспомощно покоилась на марлевой перевязи.

— Оппаньки… — только и смог сказать Старков, когда его оттеснили к стене графские слуги.

— Ну здравствуй, братец, — сказал граф.

— Тамбовский волк тебе братец, ублюдок! — проворчал Старков, злобно глядя ему в глаза.

— Ну, во-первых, это ты — ублюдок, — миролюбиво заметил Дракула. — А тамбовский волк — он мне не братец, а двоюродный племянник. Да и тебе, кстати сказать, тоже.

Без долгих разговоров Старков после этого заявления упал в обморок. Его усадили в кресло, дали стакан портвейна, а когда он пришел в себя, ему пришлось выслушать одну длинную историю.

Худшие его опасения подтвердились — он оказался колдуном не только по призванию, но и по рождению, а граф Владислав Цепеш был его братом-близнецом.

— Когда мы были маленьким, — с ласковой грустью говорил он, — Мамочка решила погулять с нами в парке. Няня шла по парадной лестнице, когда с потолка на нее спрыгнул черный демон. Он толкнул бедную нянюшку, я просто упал, а ты скатился вниз по ступенькам. Все думали, что ты убился, но действительность оказалась еще хуже — старший сын графа Дракулы, его надежда и опора, выжил, но стал дурачком.

Ты очень быстро рос, но не желал заниматься ни науками, ни магией. Единственным, что тебя интересовало, были взрывы и музыка, ирландская, в основном. У папочки жил старый, выживший из ума друид Ле Фер Флайн, который сдвинулся после разрушения Дома Да Дерга. У него была старая кельтская арфа и волынка, и ты все время торчал у него, слушая сказания и песни. Особенно ты любил песнь, которую сложил Аморген Глуингел, сын Миля, когда ступил правой ногой на землю Ирландии:

— Я помню эту песню! — воскликнул Старков, смахнув слезу, — Мне ее дедушка пел! Дедушка был…

— Твой дедушка тоже был графом Дракулой! — гневно вскричал граф Цепеш. — Запомни это раз и навсегда!

— Так вот, — продолжал он, успокоившись, — к семи годам ты уже вполне прилично играл на волынке и успел взорвать кузницу, конюшню и Центральную Замковую Цитадель. После взрыва Цитадели ты, видимо, испугался наказания и сбежал из дома. Мамочка очень горевала, стала чахнуть и вскоре померла. Папа с горя запил, и однажды утром дворецкий нашел его в кабинете на полу. Сердечный приступ. Он умер, не оставив завещания, и я стал владельцем замка.