Сергей Беляев - Истребитель «17-У»

Лебедев ловил не только слова, но и замечал малейшее движение лица Умберто. А когда тот бросил Лебедеву:

— Военнопленный Лебедев. Я приказываю вам следовать за мной. Я докажу вам мое торжество.

Медленно приподнялся Лебедев, как бы нехотя:

— Я принужден покориться силе.

Взметывались взрываемые земляные пласты, стлался удушливый запах отравляющего газа. Эскадрильи самолетов двигались с востока. В воздухе стоял непрерывный гул канонады.

Белый фронт поколебался. Он прорван. В штабе, куда сходились донесения по змеившимся проводам и по эфиру, склонялись над картами руководители белых армий, измеряли расстояния, посылали приказания. А в это время с востока, в противогазах, двигались массы вслед за танками и самолетами.

По серому полю, усеянному трупами, бежали отступающие; гремя, проходила артиллерия, бросая орудия и снаряды; валились на бок броневики, и люди выскакивали из них в панике перед наступающими с востока эскадрильями.

Из подземного убежища-ангара на поверхность выползло серое чудовище: «Истребитель 17-У». Как бы оглядываясь слепыми своими глазами, оно приподнялось над поверхностью серого поля и понеслось навстречу потоку отступавших.

Лебедев сидел в кабине, являя собою воплощенную усталость. Он видел, как Умберто спокойно передвигал рычажки на распределительном мраморном столе. «Истребитель» несся окутанный дымом навстречу восходящему солнцу. Вот уже не видно бегущих. Впереди на земле причудливые очертания окопов. Это передовая линия противника.

До боли в висках сжал Лебедев челюсти.

Противник? Нет, — друзья и товарищи… И он, Лебедев, находится в самом нутре этого истребителя вместе с безумцем Умберто.

Мысли жгли мозг Лебедева. Надо найти сейчас же решение. Надо помешать Умберто.

Сверкающий диск выплыл из-за горизонта. Умберто взглянул вперед и повернул рычажок. На белом циферблате выпукло вычертилось слово « Смерть ».

Самолеты закувыркались, падая — «Истребитель» действовал… Вот загорелись направо какие-то постройки. Вот взлетел на воздух артиллерийский склад. «Истребитель» несся, сея вокруг смерть и разрушение. Какое-то полуразрушенное селение, попавшееся ему на пути, в несколько секунд было превращено в мертвую однообразную пустыню.

Умберто крепкими нажимами передвигал рычажки, бесстрастно смотря вперед:

— Вот мое торжество… Здесь — высшая красота…

У него на лице появилась тонкая судорога. Лебедев смотрел на искажавшиеся черты «Утиного носа». Мысли вихрем понеслись в голове…

И тут Лебедев с размаху, самым простым мужицким ударом, наотмашь ударил правым кулаком в лицо Умберто. Он метил таким образом, чтобы ударить по его здоровому глазу. И не промахнулся. Умберто свалился. Коленом придавил его Лебедев. Сдавил руку, которую тот протягивал к мраморному распределителю.

— Довольно с вас, сеньор Умберто. Поторжествовали, и будет!

Лебедев скрутил руки Умберто и изо всей силы повернул рычаг направления. «Истребитель» дал задний ход, повернул на 90° в левую сторону и понесся вдоль линии белого фронта, все сметая на своем пути.

Что-то зафыркало внутри распределительного стола.

— Не довольно ли? — спросил себя Лебедев и, прищуривая глаза, нажал кнопку около циферблата «смерти». Потом он наклонился над лежавшим Умберто:

— Сеньор! Как остановить ваш «Истребитель»?

Умберто ничего не отвечал.

— Придется обходиться своими средствами, — уже совсем улыбнулся Лебедев, склоняясь над мраморной доской. Он припоминал, как работал здесь Умберто, и осторожно пробовал рычажки.

И вдруг «Истребитель» остановился, грузно осевши на землю. Лебедев покрутил вариометром и, к его великой радости и удивлению, из рупора послышался голос:

— Алло, Алло! Говорит Москва.

Андрейко, проснулся на жесткой койке походного госпиталя. В его мозгу еще дрожали картины побега, обстрела самолета шрапнелью и не совсем удачное снижение. Безумно болела голова, и парусиновый тент госпитальной палатки казался ему расстилавшимся над ним серым предутренним небом. В этом небе нет просвета. Оно безнадежно и уныло. Но что это? Как-будто на небе вспыхнули две звездочки. Они быстро летят, спускаются прямо…

Над головой Андрейко наклонилась сестра в белой повязке. Глаза ее блестели. Это были те звездочки, которые увидал Андрейко. Он узнал милые, знакомые черты. Простонал: