Но мы никак не ждали, что с неба пойдет дождь с гвоздями.
Некоторые из нас смотрели в небо и видели, как они падают. Гвозди. На нашей крохотной луне всей атмосферы — тонкий слой сернистого ангидрида. Но и этого хватило, чтобы гвозди, падая на нас, обрели голубоватое сияние. Те, кто это увидели, позвали остальных, и все посмотрели в небо.
Это было прекрасное зрелище. Дети не понимали, что происходит, и с улыбкой наблюдали голубоватый дождь.
Мы выстрелили ракетами, но летящие на нас сверху кусочки металла не были ни кометами, ни метеоритами — не были единым целым, чем-то таким, что можно разбить, рассеять. Они не были ни комом, ни пластом. Нет, это был дождь, а в дожде ведь дыру не пробьешь, верно?
Дождь падал на всех. На тех, кто адаптировался к Ио, и на тех, кто адаптировался к открытому космосу, на богатых и бедных, на стриков и молодых. И на детей он тоже падал. Падал, вспарывая, пробивая все постройки — жилые дома, промышленные корпуса, культовые места. Казалось, он живой и ищет другую жизнь. От него было не скрыться. Падал он и на сам вулкан. Бил и бил, выбивая из него фонтаны сернистого газа. Громадные облака серы и двуокиси железа поднимались в воздух и, почти сразу же охлаждаясь, переходили в другое состояние и становились жидкостями.
На Ио такое случается нередко, когда извергается Пеле или какой-то из других вулканов или гейзеров, особенно из тех, у которых люди не отбирают геотермальную энергию. Идет сернистый дождь. Для тех, кто адаптировался к планете, это приятное, ядовитое явление. Нам нравится запах серы. Это наш хлеб и наша вода. Вот так мы и живем на планете, которую называем Желтой Розой.
Но тот сернистый дождь был другим.
Он принес гвозди.
Гвозди резали нашу плоть. Они рвали наши пелликулы с такой же легкостью, как если бы мы прикрывались бумагой. Они рикошетили в нас, отскакивая от костей, пока кости не ломались, а кожа не превращалась в лохмотья. А потом били еще и еще.
Некоторые из нас прятались под крыши и выступы. На какое-то время помогало. Мы слышали, как гвозди колотят по этим укрытиям. Мы молились, чтобы крыши выдержали.
Наши молитвы не были услышаны.
Кое-кому повезло — они потеряли сознание под рухнувшими перекрытиями. Остальные с криками выбегали под бьющий с неба дождь. Они падали и уже не поднимались.
Кровь густеет и почти мгновенно замерзает на поверхности. Лужи красного льда — железо и вода — вокруг каждого тела. Но на Ио все кипит и бурлит, и горячие зоны постоянно перемещаются. Кровь на поверхности тает, течет, снова замерзает и снова течет. Раскаленные гвозди падают в кровь и превращают ее в пар, но сернистый дождь охлаждает. Еще один цикл. Еще одно обстоятельство смерти.
Куски тел там и тут. Некоторые еще сохранили анимацию. Руки и ноги шевелятся. Детская ручка ползет к матери — грист сознает только самый примитивный инстинкт. Но энергия понемногу уходит, наступает охлаждение, приходит неподвижность, а за ним, наконец, долгая смерть.
Кое-кто из солдат уцелел. Те, кто сидел в глубоком резерве. И кое-кто из гражданских тоже остался в живых. Те, кто успел убежать на самые нижние уровни жилищ. Но за машинами присматривать было некому, и мы не смогли удержать крышку на вулкане. В тот момент каждый думал только о выживании и больше ни о чем.
И Пеле рванул. Многие годы нам удавалось смирять его, держать в узде, но теперь регуляторы не вынесли перегрузки, энергораспределительная сеть вышла из строя, и ярость вулкана, ничем более не укрощаемая, вырвалась на волю.
Пеле взорвался с мощным пирокластическим «бум». Сера потекла по склонам. В разбитые дождем входы. В коридоры, ведущие под землю. В последние убежища спасшихся.
Сера нашла нас там. Нашла и сожгла. Заглушила наши крики. Мы умерли в муках, разрывая ногтями тела и лица.
Наше мерси снова не сработало. Наши свободные конвертеры оказались отрезанными от внешних контактов и не смогли реплицироваться. Когда грист-матрица разрушена, им некуда деваться. Мы умерли все вместе.
Умерли в Желтой Розе.
Немногие уцелевшие ползали под скалистыми выступами на поверхности. Некоторые команды, работавшие снаружи, в горах, над жилыми комплексами и геотермальными станциями. Солдаты в патрулях. Полуразумные программы, запертые в оборудовании. Ни один полностью сознающий себя конвертер не выжил.
Две тысячи пятьсот двадцать два человека. Вот сколько нас выжило. Остальные умерли.
Две тысячи пятьсот двадцать два человека. Мужчины, женщины, дети.
Читать дальше