Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

Некоторое время Шварц неподвижно сидел на твердой скамье в одной из маленьких подземных комнат Чикского исправительного дома и тревожно прислушивался.

Дом, как его обычно называли, был выражением полной власти Верховного Министра и тех, кто его окружал. Его мрачные стены тянулись высоко вверх, так что закрывали своими тенями имперские бараки, и эти же тени плотно смыкались вокруг земных преступников, становясь для них куда более грозными, чем власть Империи.

За последние столетия множество людей дожидались за этими стенами суда — предатели, пережившие свое время, подозреваемые еще в каком-нибудь преступлении или обвиненные в попытке ниспровержения местных властей. Иногда приговор мог быть отклонен Прокуратором, но это означало волну недовольства, а временами и диких выступлений.

Обычно в тех случаях, когда Совет требовал смерти, Прокуратор сдавался. В конце концов, пострадать должен был лишь землянин…

Обо всем этом Иосиф Шварц, естественно, ничего не знал. Для него все настоящее сосредоточилось на маленькой комнатке, стены которой светились тусклым светом, на ее мебели из двух твердых скамей, стола и еще маленького углубления в стене, служившего одновременно умывальником и унитазом. Не было окошка, сквозь которое можно было бы увидеть небо, и движение воздуха от вентиляторов было слабым.

Он пригладил волосы вокруг лысины на темени и сел. Его попытка бежать в никуда (ибо где же на Земле он мог быть в безопасности?) была короткой, трудной и закончилась здесь.

По крайней мере, для забав оставалось Прикосновение Разума.

Но плохо это было или хорошо?

На ферме это было странным, беспокоящим даром природы, которого он не знал, о возможностях которого не думал. Теперь оно стало даром, возможным для исследования.

Когда сутками нет другого занятия, кроме как размышления о своем заключении, можно просто сойти с ума. Куда лучше испытать Прикосновение Разума на проходящих тюремщиках, достичь им стражников в соседних коридорах, дотянуться дальними фибрами Разума до капитана, сидящего в далеком от камеры кабинете.

Он осторожно проникал в Разумы и опробывал их. Они поддавались, как грецкие орехи, — сухая шелуха, из которой дождем сыпались эмоции и понятия.

Во время этих своих умственных путешествий он многое узнал о Земле и Империи — больше, чем узнал за два месяца пребывания на ферме.

Конечно, одно из сведений, которое он почерпнул, — причем повторяющееся снова и снова, так что ошибки быть не могло, — было следующим:

ОН ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ!

Ни отступления, ни сомнения, ни оговорки.

Это могло случиться сегодня, завтра. Но он должен был умереть.

И почему-то он принял это известие почти с благодарностью.

Дверь отворилась, и он вскочил на ноги, объятый страхом. Можно относиться к смерти философски, даже ожидать ее, но тело — дикое животное, которое ничего не хочет знать. Так вот оно!

Нет, не оно. Вновь появившееся Прикосновение Разума не несло в себе ничего смертельного. То был охранник с металлическим прутом, который он держал наготове. Шварц знал, что это такое.

— Идем со мной, — резко бросил он.

Шварц последовал за ним, размышляя об этой своей странной силе. Задолго до того, как охранник смог бы применить свое оружие, задолго до того, как он даже догадается, что это следует сделать, он мог бы сам поразить его без звука и промедления. Его Разум был в руках Разума Шварца. Легкое дуновение — и все было бы кончено.

Но почему? Интересно, со сколькими он сможет справиться одновременно? Сколько пар рук имел его мозг?

И он послушно следовал за охранником.

Комната, в которую его привели, была большой. В ней находились двое мужчин и девушка, тела которых были распростерты на носилках, установленных на высоких скамьях. Нет, не тела — ибо их Разумы были активны.

Знакомы?.. Знакомы ли они ему?

Он остановился, чтобы посмотреть, но на его плечо легла рука охранника.

— Проходи.

Четвертая скамья была пустая. В Разуме охранника не было смерти, и Шварц забрался на нее. Он знал, что последует.

Стальной прут охранника коснулся каждой из его конечностей. Они вздрогнули и покинули его, и не осталось ничего, кроме головы, плавающей в пустоте.

Он повернул ее.

— Пола! — крикнул он. — Вы Пола, правда? Девушка, которая…

Она кивнула. Он угадал ее прикосновение. Два месяца назад он об этом просто не знал. В то время его мыслительные способности находились еще на стадии чувствования «атмосферы». Ясность утреннего зрения позволила хорошо ему об этом помнить.