Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

После паузы добавила:

— Он считает, что отец сделал то, что приказывал ему Автарх. Я ненавижу его за это!

— Отца?

— Нет. Этого глупого лицемерного дурака!

— По-видимому, Байрона. Хорошо. Ты его ненавидишь и не можешь провести грани между ненавистью и тем, что моему разуму холостяка кажется любовью.

— Дядя Джил, мог он это сделать?

— Байрон? Что именно?

— Нет же! Отец. Мог ли отец — сделать это? Мог он сообщить о Ранчере?

Джилберт посмотрел на нее задумчиво и печально.

— Не знаю… но ведь он выдал тиранитам Байрона.

— Потому что знал, что это ловушка, — яростно сказала она. — Это действительно была ловушка. Ее подготовил этот ужасный Автарх. Он сам это сказал. Тираниты знали, кто такой Байрон, и сознательно послали его к отцу. Отец сделал единственно возможное в его положении. Это очевидно всякому.

— Допустим… Но он в то же время пытался склонить тебя к совсем незабавному замужеству. Если Хинрик дошел до этого…

Она прервала его:

— И здесь у него не было выхода!

— Моя дорогая, если ты собираешься оправдывать каждое раболепное действие отца в угоду тиранитам тем, что он не мог иначе, то как можно исключить его прямое отношения к гибели Ранчера?

— Я уверена, что он этого не сделал. Ты не знаешь моего отца так, как знаю его я. Он ненавидит тиранитов. И я это знаю. Он ни за что не стал бы помогать им. Я согласна, что он боится их и не осмеливается противостоять им открыто, но если этого можно избежать, он сам никогда не станет им помогать.

— Откуда ты знаешь, что он мог избежать выдачи Байрона?

Она яростно покачала головой, так что волосы упали ей на глаза. В глазах ее стояли слезы.

Джилберт некоторое время смотрел на нее, а потом беспомощно развел руками и вышел.

К «Безжалостному» присоединили трейлер, узкий туннель шел от него к аварийному люку на корме. Трейлер в несколько раз превосходил тиранитское судно по объему.

Автарх вместе с Байроном произвел последний осмотр. Он сказал:

— Есть какие-нибудь упущения?

— Нет, — ответил Байрон. — Думаю, что нам будет удобно.

— Хорошо. Кстати, Ризетт сказал мне, что леди Артемизия нездорова или по крайней мере выглядит нездоровой. Если ей нужна медицинская помощь, разумнее переправить ее на мой корабль.

— Она хорошо себя чувствует, — коротко ответил Байрон.

— О, раз вы так говорите… Вы готовы стартовать через двенадцать часов?

— Через два часа, если хотите.

Байрон через соединительный коридор (ему приходилось нагибаться) прошел в «Безжалостный».

Тщательно придерживаясь ровного тона, сказал:

— Там у вас особая каюта, Артемизия. Я не буду вас беспокоить. Большую часть времени я буду проводить здесь.

Она холодно ответила:

— Вы меня не беспокоите, Ранчер. Мне все равно, где вы находитесь.

Наконец корабли двинулись и после первого прыжка оказались на краю Туманности. Тут они ждали несколько часов, пока на корабле Джонти проверяли расчеты.

Внутри Туманности предстояло идти почти вслепую.

Байрон угрюмо смотрел на экран. На нем ничего не было. Почти вся небесная сфера чернела, не оживленная даже искоркой света.

Впервые Байрон оценил тепло дружественных звезд, заполняющих пространство. Но здесь их не было.

— Как будто прыгаешь в бездонную ледяную дыру, — сказал он Джилберту, когда они снова нырнули в Туманность.

Почти одновременно Саймок Аратап, наместник великого Кхана, возглавлявший эскадры из десяти крейсеров, сказал, выслушав доклад навигатора:

— Они от нас не уйдут. Следуйте за нами.

На расстоянии в несколько световых лет от того места, где «Безжалостный» углубился в Туманность, тиранитские корабли сделали то же самое.

Саймок Аратап чувствовал себя в мундире стесненно. Тиранитские мундиры шились из грубого материала и обычно плохо подгонялись. Жаловаться на такие мелочи не подобало солдату. В сущности, частью тиранитской военной традиции стало утверждение, что небольшие неудобства лишь способствуют укреплению дисциплины.

Но Аратап настолько восстал против этой традиции, что мог сказать:

— Жесткий воротник натирает мне кожу.

Майор Андрос, у которого тоже был жесткий воротник и которого всегда видели лишь в форме, ответил:

— Даже в одиночестве военному не разрешается расстегивать воротничок. А в присутствии солдат и офицеров нарушение формы влияет разлагающе.

Аратап фыркнул. Военный характер экспедиции, считал он, позволяет нарушать кое-какие требования устава. Кроме жесткого воротничка, он вынужден терпеть рассуждения уверенного в себе военного помощника, во всяком случае, вынужден был его выслушивать.