Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

У второго стражника тоже было оружие, но в данный момент бесполезное. Свободной рукой он дико колотил пространство перед собой.

Джилберт звонко смеялся.

— Фаррил, — сказал он, прервав смех, — вас что-нибудь беспокоит?

— Я ничего не вижу, кроме хлыста, который теперь у меня.

— Хорошо. Теперь уходите. Они не смогут остановить вас. Их мозг полон несуществующих звуков и видений.

Джилберт едва увернулся от нападения второго стражника.

Байрон высвободил руку и ударил снизу вверх. Удар пришелся по ребрам. Лицо стражника исказилось от боли, тело его содрогнулось. Байрон встал, держа хлыст в руках.

— Осторожнее! — воскликнул Джилберт.

Но Байрон обернулся недостаточно быстро.

Первый стражник, пришедший в себя, обрушился на него.

Это была крепкая атака. Невозможно было сказать, что стражник видит перед собой. Несомненно, в этот момент он видел не Байрона, а нечто другое. В горле у него клокотало.

Байрон извернулся, пытаясь ухватить выпавшее оружие, и с испугом увидел глаза, в которых застыл Не видимый другими ужас.

Байрон уперся ногами в стражника и попытался от него освободиться, но тщетно.

Клокотание перешло в слова. Стражник закричал:

— Я вас всех…

Очень бледное, почти невидимое мерцание ионизированного воздуха показало, где проходит луч хлыста. Луч описал широкую дугу и коснулся ноги Байрона.

Байрон как будто ступил в расплавленный свинец, или на ногу ему упал гранитный блок, или его укусила акула. Физически ничего не произошло. Лишь нервные окончания, управляющие болевыми сигналами, были предельно возбуждены. Большего не сделал бы и кипящий свинец.

С криком, рвущим горло, Байрон упал. Он даже не заметил, что борьба кончилась.

Оставалась только разрывающаяся тело боль.

Но хотя Байрон и не ощутил этого, рука нападающего вдруг разжалась, и минуту спустя, когда молодой человек заставил себя открыть глаза и вытереть слезы, он увидел, что стражник пятится к стене, что-то отталкивая перед собой и глупо хихикая.

Второй стражник по-прежнему лежал на спине, раскинув руки и ноги. Он был в сознании, но молчал.

Глаза его следили за чем-то, тело слегка дрожало, на губах пузырилась пена.

Байрон заставил себя встать. Хромая, подошел к стене. Удар рукоятью хлыста — и стражник упал. Потом назад, ко второму, который не сопротивлялся. Теряя сознание, он по-прежнему следил за чем-то взглядом.

Байрон снова сел, осторожно снял ботинок и носок и удивленно смотрел на совершенно неповрежденную ногу. Он потер ее и застонал от ощущения боли, потом взглянул на Джилберта, который оставил свой видеосонор и потирал щеку тыльной стороной ладони.

— Спасибо за помощь!

Джилберт пожал плечами.

— Скоро нагрянут другие стражники. Идите скорей в комнату Артемизии, там безопасней!

Байрон понял — это самое разумное.

Ноге стало легче, но она слегка распухла. Он надел носок, сунул ботинок под мышку, отобрал у стражника второй хлыст и заткнул его за пояс.

Поворачиваясь к двери, он спросил:

— Что вы заставили их видеть, сэр?

— Не знаю. Этого я не могу контролировать. Я лишь включил прибор на полную мощность, остальное зависело от их комплексов. Не теряйте времени на разговоры. Вы не потеряли план?

Байрон кивнул и вышел в коридор. Коридор был пуст. Быстро идти Байрон не мог, он хромал.

Он взглянул на часы, потом вспомнил, что так и не успел перевести часы на время Родии. Они по-прежнему показывали межзвездное время, используемое на кораблях, где сто минут составляют час, а тысяча минут — день. Поэтому число 376, холодно сверкавшее на циферблате, ничего не говорило ему.

Во всяком случае, была глубокая ночь или период сна на этой планете, иначе залы не были бы пусты, а рельефы на стенах не фосфоресцировали бы без зрителей. Он коснулся одного из них — это была сцена коронации — и обнаружил, что он двухмерный. Но создавалась полная иллюзия внутреннего пространства.

Ему хотелось остановиться и получше изучить странный эффект. Но он вспомнил, где находится, и заторопился.

Пустоты коридора были еще одним доказательством упадка Родии. Теперь, став мятежником, он обостренно подмечал все признаки упадка. Будучи центром независимого государства, Дворец всегда был полон часовых, а теперь он казался вымершим.

Байрон взглянул на чертеж Джилберта и свернул направо, поднимаясь по широкой витой рампе. Когда-то здесь могли двигаться целые процессии.

Байрон остановился у нужной двери и коснулся фотосигнала. Дверь чуть отворилась и затем открылась шире.