Алекс Норк - День святого Нормана Грея

Президент показал чашкой в сторону причала, где блестящая масса сильно подросла, так что две трети ее уже были наружи:

— Ты полагаешь, детка, эта пакость имеет в себе компьютерное устройство?

— Его элементную базу, правильнее сказать.

— Давай вернемся к губке, — вмешался Грей. — Ведь всякое животное имеет нервную систему, причем некую ее центральную часть, руководящую жизненным процессом.

— Мозг или его подобие, ты имеешь в виду?

— Да.

— Никакой нервной системы, а тем более мозга.

— Прости, дорогая, но как в таком случае эта губка, — Президент стал подыскивать слово…

— Знает, что ей делать?

— Ага.

— Я бы сказала, что наука еще не избавилась от вульгарного материализма. Почему программа действий не может существовать независимо от объекта?

— Ну, детка, это Платон какой-то, первичность идей над материей.

— Во-первых, и Аристотель считал материю инертной, а форму — носителем смысла, а во-вторых, причем здесь первичность? Хотя я не верю в эту придурошную теорию большого взрыва, но даже пусть так, все равно вселенная существует слишком давно. Слишком давно, чтобы не выработать средства хранения информации. Природа не идиотка, чтоб каждый раз заново придумывать одни и те же процессы и формы. Она просто не может быть так нерационально устроена. И этим вообще снимается значение проблемы первичности.

Президент сморщил лоб, потом нос.

— Если соединить твою теорию с мыслью Нормана, что потенциальное в конечном счете реализуемо, получается, что курица возникла вместе с яйцом, то есть с идеей о себе.

— А это уже Гегель, — подсказал Грей.

— Точно! Ребята, мы не придумали ничего нового, займемся, поэтому, текущими мероприятиями.

Блестящий подвижный металл в конце причала превратился уже в огромную массу, и было видно, как она в быстром темпе добирает в себя остатки. Меж тем, стройный эсминец, погасив скорость, входил в бухту, устанавливаясь почти напротив противника.

Президент поправил китель, надел фуражку и потребовал связь.

— Капитан, у вас право выбора: зеленый попугай на грудь или зеленый бамбук, но в задницу… Первое предпочтительней? Мне тоже отчего-то так кажется. Приступайте.

Эсминец начал выравниваться и через полминуты встал на одну линию с целью. Его носовые орудия плавно сдвинулись вниз и посмотрели прямо на них. Первая леди встала за спину мужа, потянув за собою Грея.

— Если что, ты ведь не оставишь меня долго вдовой?

За естественной защитой было спокойней, но Первая леди все же спросила:

— Брук, может быть, лучше договориться с этой фиговиной?

— Ты пойдешь договариваться?

А Грей увидел, что серебристая масса закончила свой процесс, и будто, он не успел рассмотреть, она приподнялась вверх на выпущенных внизу опорах.

Столб воды взлетел в воздух!

Первый пристрелочный бронебойный угодил рядом с причалом.

— Уже неплохо, — прокомментировал Президент.

Второй, третий… рваные впадины появились на серебристом теле…

Артиллеристы, поймав мишень, заработали быстро и с удовольствием — куски светлого металла полетели в воздух…

Первая леди зааплодировала:

— Будешь знать, гадюка, как убивать людей!

А Президент коротко проговорил по связи:

— Хвалю!

Еще через двадцать секунд остался лишь голый с выбоинами причал.

Президент повернулся и поманил обер-полицейского.

— Надо пустить водолазов, чтобы нашли труп профессора. Если родственники согласятся, похороним его с честью у нас. И пусть захватят кусок металла для лабораторных исследований.

Решено было возвращаться в резиденцию на лимузине Первой леди, которой следовало срочно подумать, каким должен быть праздничный обед. Грей попросился остаться здесь ненадолго, чтобы хоть как-то морально участвовать в траурной процедуре.

Оказалось, что у случившегося полно свидетелей, которые вывалили теперь на набережную и заняли ее всю, кроме причала и пространства между диспетчерской вышкой и причалом, огражденного полицейским оцеплением.

Все пело и танцевало, исполнивший государственную задачу эсминец, поощряя себя гудками, грациозно поворачивался на месте, а ласковая беззаботность теплого морского воздуха отказывалась признавать смерть и даже простую печаль. Норману вдруг показалась вполне понятной безудержная тяга людей в старые времена к таким вот сказочным экваториальным островам — ведь в сказке плохое не происходит по-настоящему.

Он медленно пошел по причалу.