Федор Кандыба - Горячая земля

Это был второй сигнал. Очевидно, вода уже начала переливаться через дамбу.

На глиссере раздался пронзительный звонок. Матросы бегом помчались на свои места.

Зимовщики подхватили ящики с посылками и последовали за матросами.

Ключников и Вера отделились от общей группы зимовщиков и побежали что было сил к пакгаузу, где хранились образцы драгоценных руд, добытых на острове.

Дружинин торопливо взял Валентину за руку.

— То, о чем я вам говорил, наступило. Я все объясню после, сейчас некогда. Идите к глиссеру, Валя, и, если увидите три ракеты, не задерживайтесь больше ни секунды на берегу. А теперь простите, я должен спешить…

Дружинин оставил Валентину и бросился к пакгаузу вслед за Верой и Ключниковым. Там стояли ящики с алмазами и различными образцами радиоактивной руды.

Это самые убедительные аргументы в пользу продолжения работ на шахте. Нельзя было рисковать ими.

…Темген напряженно всматривался в туман и сокрушенно покачивал головой. Он видел, что дело обстоит плохо.

Дамба, которая покрылась после землетрясения сетью мелких трещин, была мало надежным сооружением. Она вся дрожала под мощным напором бурлившей реки. То и дело из плотины вываливались куски бетона и через щели начинала хлестать вода.

С каждой минутой вода ревела все сильнее. Куски бетона подскакивали вверх, словно вышибленные ударом молота.

Дамба разрушалась на глазах у Темгена. Вода поднялась так высоко, что Темгену уже трудно было рассмотреть, где вода и где дамба.

И вот, наконец, центральная часть плотины не выдержала. Плотина разорвалась надвое. Обе ее половины разошлись, словно распахнулись огромные ворота. Вода с ревом устремилась вниз, разламывая и разбрасывая остатки поврежденной дамбы.

Прошло всего несколько секунд, и вся эта ревущая и клокочущая масса воды ринулась к шахте и вслед за тем начала переливаться через бетонное кольцо, окружающее ее.

Темген выпустил одну за другой три ракеты и помчался к причалу.

Зимовщики уже собрались на глиссере. Они теснились у борта, обращенного к берегу, и молча поглядывали на бешено клубившуюся темно-синюю тучу над центром острова.

Пар ревел с такой силой, будто, не переставая, гремел гром.

— Река пошла в шахту, — раздался из тумана голос Темгена, и вслед за этим юноша подбежал к Дружинину.

Дружинин указал ему на сходни и, ласково хлопнув по плечу, подтолкнул к глиссеру.

Низкий глухой рев пара вдруг на секунду прервался. Настала тишина. Сердца зимовщиков сжались от страшного ожидания.

Раздался грохот, похожий на выстрел батареи тяжелых орудий. Из тумана взвилась вверх груда камней и рассыпалась во все стороны. Рев шахты возобновился. Он стал еще громче и напряженней. Люди чувствовали его не только ушами, а грудью, всем телом.

Синяя туча заняла половину неба.

Рев шахты изменил тон, послышались вибрирующие, свистящие звуки. Давление пара все увеличивалось.

— Поехали, капитан, — сказал Дружинин и опустил голову.

Утро застало глиссер в открытом море. Был полный штиль. Под синим безоблачным небом море лежало гладкое, как зеркало. Глиссер тихо дрейфовал с выключенными моторами.

Утомленные переживаниями, зимовщики спали. Бодрствовали только капитан на мостике и Дружинин, который сидел в кресле, подперев голову руками. У его ног лежал Камус.

Далеко на востоке на светлой глади моря виднелся Остров Черного Камня. Сиял снег на вершинах гор, освещенных солнцем, а над ними клубилась синяя шапка тумана. Поднимаясь над горами, она все больше вытягивалась вверх, напоминая огромную сосну.

Проснулся Ключников и, сладко позевывая, вышел на палубу.

— Какое хорошее утро! — сказал он, приветствуя Дружинина.

Ключников обернулся к острову и заметил многозначительно:

— Кипит наш самоварчик, Алеша! Все-таки лучше быть подальше от него… А?

К вечеру жизнь на глиссере вошла в колею. Люди беседовали, закусывали, сидели группами на палубе, смотрели в бинокли на столб синего пара над Островом Черного Камня.

Задорожный и Левченко уселись за шахматы и с азартом стучали, передвигая фигуры.

Ключников объяснял Вере, что охотно бы пошел в моряки, если бы море всегда было таким, как сейчас.

Щупак красочно описывал Любе и Темгену свое геройское поведение перед отъездом с острова.

Дружинин и Валентина старались не встречаться. Вчера, вскоре после отплытия глиссера, между ними произошла размолвка. Дружинин был угрюм, неразговорчив. Валентина не удержалась, упрекнула его: