Федор Кандыба - Горячая земля

— Подожди, Алексей Алексеевич! Я пойду с тобой.

— Никуда ты со мной не пойдешь. Не возьму я тебя, — ответил Дружинин, зная отношение Задорожного к шахте.

Но Задорожный стал в дверях, показывая всем своим видом, что он не выпустит Дружинина из дому, и предупредил:

— Или со мной, или через мой труп!

— Ну, хорошо, с тобой, с тобой, — согласился Дружинин, засмеявшись, — только не делай такого страшного лица! Побыстрей собирайся…

Задорожный передал приготовление обеда Левченко и Темгену и помчался вслед за Дружининым на лыжах через темный, занесенный снегом остров.

Добравшись до шахты, Задорожный без колебания полез по горячим скобам вниз в дымящуюся, пышущую жаром и слегка пахнущую сероводородом темную бездну шахты.

Задорожный все время ворчал, обвинял Дружинина в легкомыслии, говорил, что все это никому не нужно, но смело спускался, стараясь обогнать Дружинина.

На обратном пути Дружинин, наконец, понял, почему изменилось отношение Задорожного к шахте. Это выяснилось из реплики Задорожного:

— Ну как тебя одного пускать, когда там никого нет? Раньше хоть люди были, случись что-нибудь — сразу помогут…

В первый раз Задорожный преодолел свою неприязнь к шахте из любви к товарищу. А потом произошла удивительная вещь: покинутая, темная, безлюдная шахта понравилась Задорожному своей романтичностью и мрачным величием грандиозных подземных сооружений.

Задорожному было приятно надевать яркую лампу на шапку и спускаться мимо застывших на полдороге пустых лифтов и неподвижных ковшей транспортера.

Погруженная в тьму, шахта казалась еще более огромной и необъятной, чем была на самом деле. Задорожный с уважением думал о своих товарищах соорудивших эту небывалую шахту.

Теперь он уже не боялся ее. Некоторые из его друзей отдали за нее жизнь… А он, Задорожный, старался быть подальше от шахты. Теперь это казалось ему трусостью, почти дезертирством…

Задорожный стал регулярно посещать шахту, говорил, что пойдет на нее работать, и охотно помогал Дружинину вести наблюдения за приборами.

Температура, давление и состав газов в шахте оставались почти без изменения. Подземных толчков больше не было — горячая земля лежала тихая и спокойная, будто никогда не выходила из равновесия.

И все же надежд на возобновление работы оставалось мало — слишком уж большое впечатление произвела на всех катастрофа. Правда, зимовщиков больше не трогали. В Москве, кажется, начали привыкать к мысли, что раз остров не взорвался до сих пор, то, может быть, это произойдет еще не так скоро.

Суровая арктическая ночь казалась Дружинину бесконечной. У него было достаточно времени, чтобы перебрать в памяти все события последних лет и постараться в них разобраться. И он понял, что был счастлив все эти годы, хотя, казалось, только ждал счастья. Теперь, когда оно ушло, он снова все чаще думал о Валентине. Он тосковал теперь о ней сильнее, чем когда бы то ии было…

До середины зимы удалось поговорить с Москвой только три или четыре раза. Разговоры каждый раз бывали сухие, деловые и очень короткие.

В январе зимовщикам удалось привести в порядок установку, стоявшую в кабинете Дружинина. И вот на освещенном экране зимовщики опять увидели лицо академика Хургина, Марины и других людей, связанных с постройкой подземного котла!

Зимовщики радовались каждому знакомому лицу. Однако новости, которые сообщали москвичи, были невеселые. Надежд на возобновление работы на шахте было мало.

В Москве ждали благоприятной погоды, чтобы перевезти зимовщиков на Большую землю.

Узнав об этом, Дружинин однажды попросил вызвать к телевизору Хургина.

— Сообщение с островом невозможно, — сказал он. когда худощавее лицо академика появилось на экране. — Все равно в ближайшее время сюда не доберется ни один самолет. Люди, которые полетят за нами, будут рисковать больше, чем мы. Мы просим разрешения перезимовать здесь. Все необходимое у нас есть. Устроены мы хорошо, опасности нет никакой.

Хургин с сомнением покачал головой.

— Попробую поговорить с кем следует, но за успех не ручаюсь, — ответил он. — Ситуация слишком неблагоприятна. Приказ о консервации строительства не отменят…

— Но ведь идет речь только о зимовке! Мы просим пока только об этом, — сказал поспешно Дружинин.

— Не довольно ли жертв, товарищ Дружинин? — сказал с укором в голосе Хургин и снова покачал головой.

Дружинин понял, что имеет в виду Хургин.