Федор Кандыба - Горячая земля

Автомобильный гудок и лай Камуса прервали размышления Дружинина. Подошла машина, из нее выпрыгнул Ключников.

Ключников подошел и молча остановился за спиной Дружинина. Дружинин, не оборачиваясь, смотрел вниз.

— Поехали, Алеша, пора!

Дружинин не обернулся. Ему трудно оторвать глаза от того, в чем заключался смысл его жизни.

Снизу донесся гудок парохода.

— Последний ушел… Нас ждут. Капитан глиссера говорит, близко льды: медлить нельзя… Приказ есть приказ. Поехали, Алеша, мы еще вернемся…

Голос Ключникова оборвался.

— Что же, едем, — сказал Дружинин и обернулся.

Лицо у него уже было обычное.

В порту пусто. Ни людей, ни пароходов не иидно. На пристани лежат бумажки. Валяется брошенный кем-то матрац, блестят осколки разбитой посуды. Взад и вперед по набережной мечется худенькая собачонка, скулит о хозяине. Следы поспешной эвакуации видны на всем…

Гул моторов раздался над опустевшей бухтой. На берегу не осталось ни души. Дружинин стал рядом с капитаном на мостике и дал знак к отплытию.

Моторы заревели еще громче, и глиссер плавно заскользил по серой воде бухты. В последний раз мелькнул пейзаж острова, и отвесные скалы прохода заслонили свет, потом горы расступились: глиссер вышел в открытое море.

Казалось, Дружинин отправился в свой обычный объезд острова: поднятый воротник желтой кожаной куртки, руки в карманах, потухшая трубка во рту.

Ни одного движения, выражающего смятение, ни одного взгляда назад.

Вера Петрова сквозь слезы смотрела на белую гряду суровых, засыпанных снегом гор, на кружевную линию прибоя у их подножья и на серую водяную полосу, все больше отдалявшую глиссер от острова.

Ключников сидел, закрыв глаза.

Левченко спустился в кабину. Вероятно, ему стало не под силу смотреть, как остров, где они жили, надеялись, трудились, уходит в даль.

Люба стояла между Щупаком и Темгеном, бодрившимися по примеру Дружинина. Люба плакала откровенно и горько, размазывая слезы по лицу черными от машинного масла руками.

— Плакать совершенно лишнее, Люба, — утешал ее Щупак. — Честное слово, лишнее! Скоро ты снова выкатишь свою машину и поедешь к шахте.

— Нет, этому не бывать. Теперь прощай навсегда, Остров Черного Камня.

Люба расправила мокрый от слез платок и замахала им уплывающему назад острову.

Глиссер набирал скорость. Остров становился все меньше и меньше. Расплывался, сливался с горизонтом.

— Прощай, Остров Черного Камня, прощай!

Море было неспокойно. Наступали сумерки. Хмурое небо сливалось с серыми волнами. Глиссер, прыгая по волнам, мчался на юг.

Пассажиры, утомленные качкой, дремали. Дружинин по-прежнему стоял рядом с капитаном на мостике.

Внезапно ровный гул моторов, заглушавший шум волн, нарушился. Послышались перебои. Один из моторов зафыркал и затих. Прозрачный круг пропеллера исчез, на его месте возникли неподвижно застывшие лопасти.

— Плохо! — вздохнул капитан. — Льды близко. Боюсь, не пробьемся…

— Думаете, не сумеем быстро привести в порядок мотор? Не верю, — сказал Дружинин.

— Посмотрим, — ответил капитан.

Он спустился вниз к механикам, возившимся около мотора, и стал осматривать поломку.

— Сутки работы, не меньше, — сказал он, вернувшись. — На одном моторе далеко не уйдем… Придется просить помощи.

Услышав, что моторы остановились, Ключников выбрался из каюты и пришел на мостик.

— А что, если вернуться? — сказал он с надеждой. — На острове есть все…

— Туда доберемся и на одном моторе, — ответил капитан. — Но тогда мы нарушим приказ…

Мы сделали все, чтобы его выполнить… Дожидаться помощи на острове лучше, чем в открытом море, — возразил Ключников. Да, это так, — согласился Дружинин. — Тогда свяжемся по радио с Москвой и будем ждать распоряжений… хоть до весны. Поворачивайте назад, капитан! — скомандовал он.

Глиссер повернул обратно и, тяжело переваливаясь на волнах, направился к Острову Черного Камня.

Остров лежал тихий, весь засыпанный снегом. Всего несколько часов, как уехали с него люди, а казалось, прошли уже долгие годы.

Все пассажиры глиссера вышли на палубу. С любовью и радостью смотрели они на знакомые очертания порта.

Первой бросилась к приехавшим печально сидевшая у причала тощая рыжая собачонка.

Радостно скуля и повизгивая, она прыгала вокруг Веры и лизала ей руки. Вера взяла собачонку на руки и погладила ее жесткую сбившуюся шерсть.