Сергей Розвал - Лучи жизни

Интервью господина Брегера заняло полполосы и доставило читателям много удовольствия. Соседнюю половину полосы заняло интервью господина Лагриматти. Его удалось поймать в тот момент, когда, выйдя из загородной виллы, он садился в свой легкий, почти гоночный автомобиль, чтобы вместе с женой и любовницей отправиться в кабаре "Изысканные наслаждения" (фотоснимок: у машины один красавец и две красавицы). Господин Лагриматти - большой поклонник характерного балета и неаполитанских песенок. В ранней молодости он даже сам сочинил неаполитанскую песенку, но сейчас ее забыл. Несомненно, он был бы богатейшим человеком, если бы стал композитором и переложил на ноты все те чудные мелодии, какие приходят ему в голову, особенно во сне, но, просыпаясь, он их забывает. Он считает все домогательства Брегера смешными и беспочвенными. "Общество содействия и охраны торговли" стойко защищает интересы мелкие и средних торговцев, и господину Брегеру нечего сюда совать свой нос, если он не хочет, чтобы его прищемили! До каких пор эти наглые монополисты будут ущемлять интересы средних великанцев? На них, средних великанцах, держится вся страна, и он, Лагриматти, будет свято блюсти их интересы против жадных монополий. Нет, он не уступит Брегеру!

Лагриматти в его поездке сопровождал специальный автомобиль с телохранителями. Молодые люди воинственного вида и прекрасного телосложения зажимали под мышками пистолеты-автоматы. Господин Лагриматти просил репортеров не пугаться: его люди страшны только тем, кто строит против него козни. "Улыбнитесь, ребята!" - крикнул он, и молодые люди сверкнули жемчужными зубами.

Репортеры пожелали знать мнение господина Лагриматти о международном положении, о блондинках и брюнетках, о том, какие галстуки он предпочитает, верит ли он в загробную жизнь и какая книжка ему больше всего нравится.

Господин Лагриматти ответил, что галстуки он предпочитает красивые; о международном положении думает точно так же, как и газеты; хорошую блондинку предпочитает плохой брюнетке и хорошую брюнетку - плохой блондинке; насчет загробной жизни он заметил, что ему еще рано о ней думать, что Брегер напрасно надеется его туда отправить, если же он туда и попадет, то и там никогда не уступит Брегеру; насчет книжки он спросил: неужели господа репортеры считают его таким дураком, чтоб всерьез верить, будто он берет в руки какую-нибудь другую книжку, кроме чековой?

Три дня со страниц газет не сходили имена Брегера и Лагриматти. О несостоявшемся сенсационном процессе, о "лучах старости", о Чьюзе, об убитой старухе, именуемой Эльгой Оллис, - газеты забыли.

За три дня из Брегера и Лагриматти было выжато все. У сенсации есть свои законы. Она подобна взрыву: так же неожиданна, оглушительна и кратковременна. Продлить ее хотя бы на секунду так же невозможно, как хотя бы на секунду воскресить мертвеца. Да это и не к чему. Отжившая сенсация должна умереть, чтобы уступить свое место молодой. И если сенсация - взрыв, то газета - мотор, работающий на непрерывных взрывах.

На четвертый день газеты поспешили сообщить своим читателям потрясающую новость: в стране появился "Человек-страус"!

Дотоле никому не известный юноша Боб Хопкинс заявил, что он высидит живого страуса! Предприимчивый молодой человек купил в зоопарке яйцо страуса, лег с ним в постель и дал слово, что встанет только с живым страусенком.

Сотрудники "Горячих новостей" и "Рекорда сенсаций" непрерывно дежурили у постели естествоиспытателя, чтобы не пропустить торжественного момента, когда из яйца вылупится первый страус, высиженный человеком. Солидная "Честь" начала печатать серию научно-популярных статей о жизни и привычках страусов. Газета находила, что опыт смелого экспериментатора может внести крупный вклад в отечественную зоологию.

Когда недели через две интерес к этому исключительному событию несколько охладел (Боб Хопкинс все еще продолжал лежать в постели, и это становилось однообразным), на экраны страны вышел поставленный в рекордно короткий срок захватывающий боевик "Роковая любовь кровавого человекострауса". Он затмил все фильмы, которые когда-либо выпускались на экран, и, уж разумеется, заставил забыть о каких-то там "лучах старости".

А профессор Чьюз почувствовал себя в положении человека, поднявшего руку для удара и вдруг увидевшего, что противник исчез.

- Что это значит? - спросил он у Ношевского, узнав об убийстве старухи.

- На юридическом языке это называется ликвидацией corpus'a delicti, усмехаясь, ответил адвокат. - Уничтожение вещественного доказательства преступления. Могу вас поздравить, профессор: "лучей старости" больше нет. А я-то ломал голову, как они выйдут из положения. Чертовски просто!