Глеб Голубев - Огненный пояс. По следам ветра

А снизу уже наплывало дно. И сразу стало немного светлее. Это всегда бывает, когда приближаешься ко дну. Вероятно, оно отражает часть световых лучей, и поэтому получается как бы добавочный источник освещения не только сверху, от поверхности воды, но и снизу.

Я ухватился рукой за кустик водорослей — судя по длинным лохматым веточкам, это была цистозира, «бородач», как называют ее рыбаки, — и огляделся вокруг.

Какая-то тень скользнула по дну. Я поднял голову. Это спускался Павлик. Когда он приблизился, я предложил ему двигаться направо, а сам поплыл налево.

После Керченского пролива вода казалась идеально прозрачной, и скалистое дно покрывал не противный. липкий ил, а тонкий слой светлого песка. Каждый камешек отчетливо выделялся на его фоне. Но я все-таки плыл медленно, раздвигая руками водоросли и разрывая каждый песчаный холмик: не прячется ли под ним амфора или обломок корабля? Найти обломок деревянного борта было, конечно, маловероятно, потому что дерево за двадцать веков должно было давным-давно истлеть, раствориться в морской воде. Но амфоры вполне могли сохраниться, да и металлические части тоже — скажем, якорь.

Вдруг мое внимание привлек небольшой овальный бугорок. Сердце радостно затрепыхалось: неужели амфора?

Я уже занес руку, собираясь разгрести песок, и тут же торопливо отдернул ее. Песчаный бугорок внимательно смотрел на меня огромными выпученными глазами!

Глаза были явно живые. Я выхватил кинжал и осторожно ткнул им в загадочный бугорок. В тот же миг, вихрем взметнув песок и замутив вокруг всю воду, прямо перед моим носом шмыгнула крупная рыба. Я только успел заметить, что у нее длинное золотисто-желтое тело, усеянное темными пятнами неправильной формы. Это она, оказывается, так ловко пряталась в песке, выставив только глаза.

— Твое счастье, что вовремя отдернул руку и не погладил ее, — говорили мне потом рыбаки, когда я, поднявшись на борт, рассказал об этой подводной встрече. — Это же морской дракон, самая, можно сказать, вредная рыба на Черном море. У нее такие ядовитые иглы в плавниках — как наколешься невзначай на несколько дней рука отнимается…

Сигнальный конец, привязанный к моему поясу, резко дернулся трижды. Увлеченный столкновением с морским драконом, я даже не сразу понял, что это значит. Неужели прошло сорок пять минут и меня вызывают на поверхность? Дольше на этой глубине работать не полагалось.

Я отметил место, где прервал поиски, выложив на песке крест из камней. Потом, в свою очередь, три раза сильно потянул за сигнальный конец. Это означало, что сигнал я понял и сейчас выхожу на поверхность.

Подниматься следовало не спеша, чтобы пузырьки азота, растворенного в крови, не закупорили кровеносные сосуды. Иначе водолаза может поразить кессонная болезнь — об этом меня предостерегали еще при учебных погружениях. Чтобы не огорчать Кратова, который наверняка сейчас стоит у трапа с секундомером в руке и придирчиво проверяет, соблюдаем ли мы инструкцию, я поднимался, как и требовалось, ровно три минуты.

На борту, свесив ноги, сидели Миша Аристов и Светлана. Михаил, отдуваясь, с наслаждением пил горячий чай, обернув ручку алюминиевой кружки носовым платком. А Светлана уплетала шоколад, который нам выдавали опять-таки строго по инструкции после каждого погружения. По их лицам я сразу понял, что и они тоже ничего не нашли.

В бесплодных поисках прошло три дня. С утра до вечера мы ныряли, метр за метром обшаривая дно. Несколько раз нас снова обманывали морские драконы, зарывшиеся в песок до самых глаз.

Между прочим, коварные драконы оказались на редкость вкусными. Они часто попадались в сети, которые наши матросы забрасывали каждый день, чтобы разнообразить скудноватый («спартанский», как утешал нас Василий Павлович) судовой рацион. Но, прежде чем отправить пойманных дракончиков на сковородку, судовому коку приходилось обстригать их ядовитые иглы ножницами.

Для лакомок наш кок каждый раз к обеду выставлял также на стол целый тазик свежезасоленных барабулек. У этих рыбешек есть еще и другое имя — султанки, и рыбаки нам объясняли, что, дескать, получили они его потому, что служили любимым лакомством какому-то легендарному турецкому султану.