Эдуард Русаков: Любовные похождения доктора Чайкина (отрывки)

- Привет!

Вот она, Ирочка,- киса зеленоглазая, носик кверху, губки припухшие, особенно верхняя, будто укушена пчелкой, небрежная челка, склоненная набок головка, а смотрит с лукавым прищуром, а ходит и прыгает мягко, легко, невесомо, неслышно, пушисто пружинно, опять же как киса, коварно и вкрадчиво, ласково и настойчиво, кошечка, киса, кисуля, красненький язычок, вся из себя такая фирменная, в голубеньких джинсах и замшевой безрукавочке, с книжкой в руке (Артюр Рембо!), с сигаретой в зубах, ах, Ирен, тебе вредно курить.

А пить?

Тем более, вредно. Для юного семнадцатилетнего неокрепшего организма алкоголь особенно опасен. Яд в квадрате.

Потому что, как утверждают врачи и ученые, которые бросили пить, ЛОБНЫЕ ДОЛИ ГОЛОВНОГО МОЗГА У ЧЕЛОВЕКА ОКОНЧАТЕЛЬНО ФОРМИРУЮТСЯ ТОЛЬКО К ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЕМ ГОДАМ,- а тебе, ненаглядная, еще восемнадцати нет. Ирочка-копирочка, сладенькая дырочка, губки коньячно блестят и шоколадно благоухают, девочка, нежно хрустящая, чуть горьковатая, раковая шейка, роковая, рисковая, жутко раскованная, выходящая из ряда вон, звезда факультета, супер-звезда, вылетающая из ряда вон, некогда восходящая звезда балета, не взлетевшая выше кордебалета, пока еще не отличница, но уже переутомленная собственным отличием, завсегдатайша студенческих, и не только студенческих, тусовок, пирушек и пикников.

Вот она - пьет золотистый коньяк из папашиной антикварно-хрустальной рюмки, жмурится от удовольствия, мягко падает на диван, закрывает глаза, раскидывает руки и ноги - - Добро пожаловать, Чайкин!

- и сладко вздыхает и расслабляется:

- Ах-ха-ха:- такая вся из себя юная, свежая - виноградинка в холодном шампанском, горькая вишенка в сладком ликере - нежно-палевая, лилово-сиреневая, чайно-розовая, пепельно-серебристая, мерцающая зеленоватыми глазенками в вечернем комнатном полумраке.

А у Чайкина - эротическая одышка, готовность номер один.

И-и-и, начали! Понеслась душа в рай!

ТРЕПЕЩУЩАЯ ТЕМА.

****

ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРЕПЕЩУЩЕЙ ТЕМЫ.

:я нуждаюсь в любовницах - не в любви! Я сгораю не от любви, а от любопытства. И вообще, если хочешь быть свободным - избегай душевных привязанностей.

И не верь ты этим сиренам!

Рассказать тебе один недавний случай? Как говорится, из личной практики:

Зашла ко мне как-то одна подружка, по любовной нужде. Занудная, между прочим, особа, с претензиями. Любит на возвышенные темы беседовать. Про Сартра, про Пикассо, про экзистенциализм и прочую хреновину. Присядь, говорю, отдохни.

- От чего же мне отдыхать?- лепечет интеллектуалка.- Я совсем не устала.

Но послушно присела на край кровати, и я, как водится, опрокинул ее навзничь и, как бы играя, как бы шутя, стал ее раздевать.

Чувствую - коленки ее дрожат, животик трепещет:ах ты, мой маленький рай, мое простенькое блаженство.

И вот - расстегнул я ей молнию на юбке, крючки на блузке, и помог ей снять, все это обмундирование.

Потом снял с нее шелковую сиреневую рубашку и отбросил в сторону.

Потом снял лифчик. Потом - трусики:

Но что это?!- На ней оказалось надето какое-то нелепое трико: Я тут же стянул его.

Но на ней оказалась еще какая-то длинная сатиновая сорочка.

Что такое?! Гостья лежала, прикрыв глаза, веки ее трепетали.

Я быстро стянул и сорочку.

Но под ней оказался еще полосатый жилет и красные кумачовые шаровары.

Мне стало страшно. Спокойно,- сказал я себе,- спокойно:

Я снял с нее жилет, и шаровары.

Но под ними оказался надет мягкий и полупрозрачный нейлоновый комбинезон.

- Что за шутки?!- завопил я, содрогаясь от бешенства и нетерпения.

Она лежала, прикрыв глаза.

Я сорвал с нее комбинезон.

А там оказался еще:

Я сорвал: Но на ней: Я совал и это: А там опять:

Я сорвал: я сорвался: я задыхался от злости! Я срывал и срывал с нее тряпки, и не было им конца, я срывал и срывал и срывал, и расстегивал, и расшнуровывал, и развязывал, и срывал - словно чистил луковицу!

- Да ладно уж, хватит тебе,- прошептала она, не открывая глаз.

И встала на четвереньки, склонилась надо мной, высунула длинный розовый влажный язык - и стала старательно и нежно вылизывать мое потное лицо.

Я лежал, скованный ужасом.

А она все лизала меня своим шершавым языком, мои щеки и губы, и лоб, и дрожащие ноздри, она нежно касалась кончиком языка мочек моих ушей, она лизала меня и мурлыкала как кошка:

Впрочем, это и был мой кот!

Мой огромный рыжий котяра! Он сидел на моей груди, он утробно мурлыкал и нежно лизал своим влажным и розовым и слегка шершавым языком мое потное и застывшее от страха лицо, и глаза его были зажмурены от удовольствия: