Владимир Рыбин - Расскажите мне о Мецаморе

- А как она на него смотрела!..

- Ты видела?

- А он тоже с нее глаз не сводил. Вот тебе и невестка.

- Она же нерусская! - ревниво воскликнула мама.

- А не все ли равно. Детки-то и у нерусских рождаются.

- Да ты что! Чужое семя.

- А-а! - Слышно было, как тетя Нюра сердито бросила на стол колоду карт. - Если разобраться, так все мы из одного семени.

- Ты об Адаме и Еве, что ли? Так я неверующая.

- А и без Адама и Евы все мы из одного корня...

Почему-то мне было приятно слушать их.

- Тише ты, - сказала мама, - Витю разбудишь.

Она встала и плотнее прикрыла дверь. А я все лежал с книгой на груди, смотрел на горную гряду, приколотую к стене, и слушал, как звенит что-то во мне, как потягивается, медленно переворачивается сердце в сладкой истоме. И прикидывал, как получше сказать шефу, что этим летом я не смогу поехать с экспедицией, никак не смогу.

А потом раскрыл наугад книгу. <����Оровел, Оровел... Вот восток зарозовел...> - прочел в попавшейся на глаза песне пахаря, и мне было приятно, что армянское <����оровел> похоже на старорусское <����оратай> - пахарь. Я начал искать другие похожести и обрадовался, узнав, что <����возлюбленная> по-армянски - <����яр> - перекликается с русским <����яркий>, <����ярило-солнышко>. А кислое молоко - <����мацун> показалось мне родственным нашему <����мацуха-мацоха-мачеха>. Прочел в одном месте: <����Божьей волей плуг спустился. С неба в поле вдруг спустился...> И вспомнил древнеславянскую легенду о том, как плуг упал с неба... Трепетные ниточки, связывающие меня с Ануш, я находил чуть ли не на каждой странице. Понимал: чего не найдешь, когда очень хочешь найти. И все же радовался каждой похожести.

Потом перевернул сразу несколько страниц и стал читать легенду: <����Над горными вершинами висела багровая тяжесть туч. Черные тени ущелий были как траурная кайма. Печаль сжимала сердце, и слезы душили, горькие слезы неизбежного расставания. Толпа шумела, растекаясь на две колонны, уходила по двум темным ущельям в разные стороны.

- Мы разлучаемся, - громко провозгласил вождь. - Но мы встретимся и в единстве нашем будем неодолимы...>

Я не сразу осознал, что происходит. Первая мысль была: сплю и снова вижу тот же сон. Встал, выглянул в окно. За окном над городскими крышами тлел неяркий закат. Небо было чистое, обещавшее назавтра хорошую погоду. С улицы донесся шум проходящего трамвая, похожий на порыв ветра. За стенкой ликовал по телевизору очередной музыкальный ансамбль и слышались голоса мамы и тети Нюры, как всегда равнодушных к телевизионным восторгам. Все было на своих местах. Но ведь даже если снится черт-те что, мы уверены: так и надо. Как проверить, что не сплю, не свихнулся и вообще, что все в порядке?

- Ма-ам! - крикнул я, ложась на свою тахту.

Она вошла сразу, словно ждала, что я позову. И тетя Нюра появилась в дверях с ожидающим, тревожным, как у мамы, лицом.

- Что случилось? Тебе плохо?

- Н-нет, хорошо.

- Еще бы нехорошо! Такая девушка, - сразу вмешалась тетя Нюра.

- Что ты болтаешь?! - напустилась на нее мама. - У мальчика сотрясение мозга.

- Сотрясение сердца у него, али не видишь?

Мама возмущенно замахала руками, не зная, что и сказать на такое, вытолкала тетю Нюру из комнаты и закрыла дверь.

- Мам, а она что, тебе не понравилась? - спросил я. - Ты же сама ее приметила.

- Мало ли что приметила! Почем я знала, что она бог знает откуда.

- Что ты, мама! Она такой же советский человек, как и мы.

- Мало ли что советский. Там и говорят-то не по-нашему, и делают все не так.

- Как это <����не так>?

- Очень просто. Далеко больно...

Мне было смешно слушать такое: сама все уши прожужжала, чтобы женился, а когда наконец-то нашлась девушка, которая мне понравилась, мама - на попятную. Ох уж эта материнская ревность: как же, ее тридцатилетний птенчик, чего доброго, вылетит из гнезда. Мне было смешно, но я готов был слушать и говорить, говорить об Ануш. Мама, как видно, поняв это, заторопилась, пощупала мне лоб, поправила плед, накинутый на ноги, и вышла, тихо притворив дверь.

А я снова принялся читать поразившие меня строки. Все было написано точно так, как мне приснилось. Дальше в легенде говорилось о том, как воины разделились на два отряда, чтобы сопровождать уходившее по горным ущельям население. Все понимали: сила в единстве. Но враг был намного сильнее даже объединенного войска. Не велика честь геройски пасть на поле боя, если народ останется беззащитным. И решено было не принимать последнего боя, а разделиться и уходить по разным дорогам. За кем ринется враг, никто не знал, но каждый готов был пожертвовать собой, чтобы спасти другого.