Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. Ларец Марии Медичи

Словно о покойнике сказал…

— Здравствуйте, мадам Локар. Благодарю вас, что вы согласились оказать нам помощь. — Люсин неуклюже раскланялся и опять улыбнулся. Ему очень понравилось собственное произношение. Он и впрямь недурно говорил на родном языке мадам Локар, а втайне очень гордился, что и по-английски говорит не хуже. Пожалуй, даже лучше, с тем особым романтическим шиком, присущим одним морякам.

Мадам протянула ему тонкую в кружевной перчатке руку и нежным, детским голоском прощебетала:

— К вашим услугам, мосье. Вы из полиции? Это серьезный случай?

— Ничуть! — отмахнулся Люсин. — Уверяю вас, все скоро разъяснится… Ключ от номера у вас? — повернулся он к администратору.

— Так точно. Этот… уходя, как всегда, оставил его у дежурной.

— А где дежурная?

— Я отослал ее, — он опять понизил голос до шепота, — из конспиративных соображений. Ключ теперь у меня. — Он тотчас же вынул из кармана тяжелую никелированную грушу и завертел вокруг нее тонкий золотистый ключик.

Люсин пожал плечами и, осторожно присев на самый краешек соседнего с мадам Локар кресла, шепнул ей:

— Как придет представитель посольства, так и начнем. — Потом он повторил это по-русски для всех.

От мадам веяло тонким, чуть горьковатым ароматом. Люсин уселся поплотнее и вытащил свою трубку.

— О, — оживилась мадам, — комиссар Мегрэ.

«А, чтоб тебя! И эта туда же!» — выругался про себя Люсин и спрятал трубку.

— Это для того, чтобы производить более солидное впечатление на администраторов отелей, — шепнул он ей. — Специально захватил с собой.

Она заговорщически улыбнулась и милостиво кивнула ему.

«Как королева держится, — подумал Люсин. — И правильно в сущности. Отчего бы нет?»

Но он заставил себя думать о другом. Оборвал мысль. Не дал себе прийти к банальному открытию, что каждая женщина, чувствующая себя королевой, оной особой и кажется. Мадам ему понравилась, и он внутренне немного стеснялся того мига, когда станет в ее присутствии рыться в вещах господина из 1037 номера. Тут бы и выручила трубка! Она бы придала всей процедуре гениальный мазок законченности, высокой какой-то значимости. Но Люсин уже стыдился ее, как, наверное, стыдился бы лупы в руках.

Он встал, подошел к столику и позвонил в вестибюль. Спросил, ре появлялся ли человек из посольства, и велел фотографу подниматься. Фотограф, увешанный аппаратами, с его ослепительной вспышкой будет явно уместен. Во всяком случае он мог с лихвой компенсировать отсутствие лупы и трубки.

— Как прибудут из посольства, так сразу и начнем, — опять пообещал Люсин.

Заложив ногу на ногу и оттянув носок, Женевьева покуривала «Кент» и любовалась новенькой, синего английского лака туфелькой. Администратор о чем-то перешептывался с официантом.

— А вы, Витя, собственно, можете быть свободны, — сказал Люсин. — Спасибо вам за помощь. У вас ведь, наверное, дела есть?

— Ну что вы! — Витя снисходительно улыбнулся. — Какие уж тут дела. Я вот вспоминаю подробности вчерашнего дня, и мне кажется, что он очень торопился за завтраком.

— Почему же это вам кажется?

— А как же! — Витя даже подался вперед. — Осетринку только, извините, вилкой потыкал, а кофе…

— Осетрина свежая была?

— Помилуйте!

— Ну ладно, еще раз спасибо, Витя. Увидимся!

Витя недовольно пожал плечами и направился к лифту. Но только нажал кнопку вызова, как двери раскрылись и из кабины вышел высокий, представительный мужчина в отлично сшитом синем в белую полоску костюме. Блеснув обворожительной и чуточку меланхоличной улыбкой, он направился прямо к Люсину, хотя виделись они впервые. Следом за ним вышел ощетинившийся просветленными объективами и блендами фотограф.

Люсин обменялся с сотрудником посольства крепким рукопожатием и представил ему присутствующих. Прислушиваясь к своей красивой, уверенной речи, он ввернул даже один столичный оборот, с которым познакомился на просмотре фильмов последнего Каннского фестиваля. Дипломат это явно оценил.

— Вы превосходно знаете наш язык, господин Люсин, — поклонился он и вдруг спросил по-русски: — Ну что ж, начнем, пожалуй?

— Ключ, — сказал Люсин и протянул администратору раскрытую ладонь.

Тот осторожно опустил в нее тяжелую грушу.

Непринужденным жестом Владимир Константинович пригласил всех проследовать по коридору. Пропустив дипломата, мадам и Женевьеву, тихо спросил администратора:

— Что-то они у вас такие тяжелые?

— Чтоб постояльцы в карманах не таскали, — жарко шепнул тот в самое ухо.