Юлия Черных - Человек Невозможный

Газик трясло еще больше, если это было возможно. Когда из-за поворота открылся вид на лагерь, Сергей охнул:

— Чем это? Танком, что ли, долбили?

Стальные раздвижные ворота выглядели так, будто их жевала крупная механизированная корова.

— Развел, понимаешь, мафию под боком, — пробурчал в усы участковый.

Стукнув меня головой о крышу последний раз, машина вывернула к лагерю и остановилась у КПП. Там наблюдалась определенная суета, причем нас опять не собирались пускать.

— Я должен оценить повреждения, проверить наличие потерпевших, — бубнил участковый.

— Потерпевших нет, повреждения периметра не наблюдается, — в тон ему отвечал начальник охраны.

— Я должен составить протокол в присутствии понятых.

— Пройдемте в караулку, там составите.

Из КПП вышел человек и что-то шепнул начальнику охраны. Тот оглядел нас.

— Господин Яблоков?

— Это я.

— Вас приглашают пройти в усадьбу.

С замиранием сердца я ступил на территорию, куда так долго стремился. Усадьба оказалась таким же балком, только длиннее и шире.

Картина, представшая моему взору, напоминала известное полотно «Ленин с детьми». Иван Демидов сидел на диване в окружении даунов и время от времени проводил ладонью то по одной, то по другой круглой голове.

— Сдряфствуйте, Фадим Андфеевич! — нестройным хором сказали дети.

— Приветствую в наших северных пенатах, — Демидов махнул рукой. — Простите, что не принял Вас вчера, мне доложили о визите милицейских чинов и ни слова об уважаемом профессоре Яблокове. Присаживайтесь, сейчас подадут чай. Или кофе. Хотите кофе?

— Пожалуй, кофе, если это удобно. На Вас все-таки напали.

— Пустяки! Пугают. Мои троюродные братья не оставляют надежду загнать меня в гроб, но, знаете ли, сейчас это не так просто.

Молодой человек в форме охранника принес поднос с кофе, тостами и большой вазой с мелким печеньем. Вокруг вазы немедленно заклубилась маленькая толпа.

— Когда я жил в детдоме, у меня была мечта: чтобы стояла миска с печеньем, и можно было брать сколько хочешь, без драки.

— Вы для того собрали здесь детей, чтобы кормить их печеньем?

— Нет, — сказал Демидов медленно. — Не совсем. Пожалуй, я Вам кое-что расскажу.

Он встал и прошелся по комнате.

— Первый раз я умер в Салониках — меня облаяла собака. Второй — когда упал в холодный фонтан. Нянька попалась сообразительная, спасла. Дед переполошился, поднял на ноги медицину, услышал страшный диагноз и принял меры. С тех пор я умирал… не больше пятидесяти раз.

Иван остановился у столика и одним глотком выпил кофе.

— И вот что странно: пока я был в детдоме, на меня собаки лаяли, няньки били, дети дрались, но это не приводило к трагическим последствиям. А в Греции я почувствовал себя улиткой без раковины. Я долго думал, отчего так, искал причины, но тщетно. Когда я занялся благотворительностью и пришел в интернат к вот таким малышам, я вновь ощутил забытое ощущение панциря. Впервые за долгие годы я оставил бригаду медиков с аппаратурой, водил с детьми хоровод и был почти счастлив.

— Поэтому собрали здесь даунов? Но Вы же не можете вечно жить в Заполярье!

Демидов грустно улыбнулся.

— Мне нравится слово «жить». Генетические болезни не лечатся, Вы знаете это не хуже меня.

Я поставил чашку на стол.

— Разве синдром «внезапной смерти» имеет генетическую природу?

— Мне так сказали. Впрочем, вот хромосомная карта, смотрите сами.

Демидов открыл дверцу секретера, оттуда вывалился какой-то листок. Я поднял. Это оказалась программка Конгресса Европейской антропологической ассоциации.

— Интересуетесь? — спросил Иван через плечо.

Я усмехнулся.

— Мы возвращались в Москву с Рычковым. Юрий Григорьевич увлеченно рассказывал про своего Человека Умелого, гордо демонстрировал его восстановленный портрет, а я возьми да пошути, показал фотографию, вон, Кости Самойлова.

Иван смотрел на меня и стремительно бледнел.

— Вы знали, — сказал он глухим голосом. — Вы точно знали. Так угадать невозможно.

Он подошел ко мне вплотную и угрожающе посмотрел в глаза.

— Кто дал Вам информацию о моих исследованиях?

Я растерялся и забормотал какую-то нелепость.

В комнату торопливо вошел охранник и тихо сказал что-то Ивану. Демидов поморщился.

— На нас наставили оптику с холма. Тенгиз опасается снайпера.

— Это не снайпер, — сказал я. — Это моя дочка. Она профессиональный фотограф и снимает лагерь по моей просьбе.