Клиффорд Саймак - Театр теней

- С меня хватит! - взорвался Сиффорд. - Я больше не желаю...

- Что вы имеете в виду? - поинтересовался Лодж.

Сиффорд не ответил. Он сидел, положив перед собой руки на стол, и то с силой сжимал кулаки, то распрямлял пальцы и так их вытягивал, словно усилием воли пытался противоестественно вывернуть их и пригнуть к тыльной стороне кистей.

- Генри был душевнобольным, - отрывисто сказала Сьюзен Лоуренс. Только душевнобольной мог выдвинуть такую бредовую идею.

- От вас как от врача едва ли можно было ждать другую реакцию, заметил Мэйтленд.

- Я работаю во имя жизни, - заявила Сьюзен Лоуренс. - Я уважаю жизнь, и, пока организм жив, я до последнего мгновения всеми средствами оберегаю его и поддерживаю. Я испытываю глубокое сострадание ко всему живому.

- А мы разве относимся к этому иначе?

- Я только хочу сказать, что для того, чтобы по-настоящему понять, какое это чудо - жизнь, нужно себя полностью посвятить ей и всем своим существом проникнуться ее могуществом, величием и красотой.

- Но, Сьюзен...

- И я знаю... - поспешно продолжала она, не давая ему возразить, - я твердо знаю, что жизнь - это не распад и разложение материи, не ее одряхление, не болезнь. Признать жизнь проявлением крайнего истощения материи, последней ступенью деградации мертвой природы равносильно утверждению, что норма существования Вселенной - это застой, отсутствие эволюции, разумной жизни и цели.

- Тут возникает путаница из-за семантики, - заметил Форестер. - Мы, живые существа, пользуемся определенными терминами, вкладывая в них свой специфический смысл, и мы не можем сопоставить их с терминами, имеющими единый смысл для всей Вселенной, даже если б мы их знали.

- А мы их, естественно, не знаем, - сказала Элен Грей. - Возможно, что в ваших соображениях есть зерно истины, особенно, если выводы, к которым пришел Генри, соответствуют действительному положению вещей.

- Мы тщательно изучим записи Генри, - угрюмо сказал Лодж. - Мы шаг за шагом проследим весь ход его мыслей. Я лично считаю его идею ошибочной, но мы не можем так вот сразу отмести ее - кто знает, а вдруг он все-таки прав.

- Это вы к тому, что, даже если он окажется прав, наша работа не будет приостановлена?! - так и заклокотал Сиффорд. - Что для достижения поставленной перед нами цели вы собираетесь использовать даже такое унижающее Человека открытие?

- Разумеется, - сказал Лодж. - Если жизнь в самом деле является симптомом заболевания и старческого одряхления материи, что ж, пусть так, с этим ничего не поделаешь. Как справедливо заметили Кент и Элен, смысл наших терминов очень специфичен и зависит от категорий, которыми мы мыслим. Почему нельзя допустить, что для Вселенной смерть - это... это для нас жизнь? Если Генри прав, он открыл то, что существовало всегда, испокон веков.

- Вы не понимаете, что говорите! - вскричал Сиффорд.

- Ошибаетесь! - рявкнул Лодж. - У вас просто сдали нервы. У вас и кое у кого из остальных. И у меня тоже, вероятно. Или же у нас у всех. Нами завладел и правит страх; у вас это страх перед порученной вам работой, у меня - страх перед тем, что она не будет выполнена. Мы загнаны в тупик, мы расшибаем мозги о каменные стены своей совести и нравственных норм. Будь вы сейчас на Земле, вы не стали бы так пережевывать эту идею. Возможно, вы поначалу слегка поперхнулись бы, но, докажи вам, что предположение Генри правильно, вы б его благополучно проглотили и продолжили бы поиски первопричины того заболевания и распада материи, которое мы зовем жизнью. А само открытие вы просто приняли бы к сведению, оно всего лишь расширило бы ваши знания, и только. Но, находясь здесь, вы бьетесь головой об стену и вопите от ужаса.

- Бэйярд! - вскричал Форестер. - Остановитесь! Вы не смеете...

- Смею, - огрызнулся Лодж. - И не остановлюсь. Меня тошнит от их хныканья и стенаний. Я устал от этих избалованных распущенных фанатиков, которые довели себя до состояния фанатического исступления, заботливо вскармливая в себе надуманные, беспочвенные страхи. Чтобы справиться с нашей задачей, нужны мужчины и женщины, обладающие острым умом и твердой волей. Для такой работы требуется огромная смелость и высокоразвитый интеллект.

У Крейвена от ярости побелели губы.

- Но мы уже работали! - выкрикнул он. - Даже тогда, когда против этого восставали все наши чувства, даже тогда, когда наше представление о порядочности, этике, наш рассудок и религиозный инстинкт призывали нас бросить эту работу, но мы все-таки ее продолжали. И не обольщайтесь, что нас удерживали ваши сладкоречивые проповеди, шуточки, ободряющее похлопывание по плечу. Не обольщайтесь, что нас вдохновляло ваше фиглярство.